Вор в роли Богарта
Шрифт:
Я оглядел зрительный зал и удивился: многие лица казались знакомыми. Вот уж никогда не предположил бы, что на свете так много людей с консервативными вкусами, вроде нас с ней, не пропускавших ни одного сеанса. Кроме того, еще довольно большое число зрителей приходило не раз и не два.
Что касается общего типажа, то мне никак не удавалось его определить. Были здесь совсем молоденькие юноши и девушки с милыми интеллигентными лицами студентов, изучающих историю кино, другие просто пришли сюда поразвлечься. Был народ и постарше — обитатели Вест-Сайда, интеллектуально-артистическая и политическая публика, какую можно встретить на дневных бесплатных концертах в школе искусств «Джиллард», — многие из них, очевидно, успели посмотреть хотя бы часть этих фильмов в свое время в прокате. Были одиночки — и голубые,
И был бы еще более счастлив, если б рядом сидела Илона и ела мой попкорн.
От этой мысли попкорн буквально застрял в горле — впрочем, он вообще имеет такую особенность. Я твердил себе, что отчаиваться преждевременно, что с минуты на минуту она появится и проскользнет на сиденье рядом.
Но сиденье оставалось пустым, а в зале начал гаснуть свет. И, честно сказать, меня это не слишком удивило. Я сунул в рот еще горсть попкорна и погрузился в события, происходившие на экране.
Ведь в конце концов именно для этого я сюда и пришел.
Первая картина, «Путь в Марсель», была снята в 1944 году, вскоре после «Касабланки», и явно навеяна ее мотивами, хотя в титрах было сказано, что сценарий написан по роману Нордхофа и Холла (вы их знаете, они сочинили еще «Бунт на „Баунти“»). Богарт играет французского журналиста по имени Матрак. Действие начинается с того, что он, этот Матрак, находится на острове Дьявола, сидит там, приговоренный к пожизненному заключению за убийство. Потом он бежит вместе еще с четырьмя заключенными, и в океане их подбирает французское торговое судно. И разумеется, заключенные горят желанием сражаться за Францию — в голливудских фильмах нет более пламенных патриотов, чем заключенные, — но Франция только что пала, и Сидни Гринстрит хочет вернуть судно правительству Виши. Но его попытка поднять бунт среди моряков заканчивается провалом, и Богарт со товарищи присоединяется к французской эскадрилье, базирующейся в Англии. Он летает бомбить врага, и вот однажды самолет его возвращается с задания последним, и после приземления члены команды выносят из него своего командира уже мертвым.
Он, черт побери, гибнет за правое дело, а до того, как погибнуть, наслаждается обществом Клода Рейнса, и Петера Лорре, и Гельмута Дэнтайна, и прочих замечательных актеров, занятых в этом фильме. Не лучшая из его картин, но роль в ней типично богартовская — эдакий цинизм с примесью горечи, под которым кроется честная идеалистическая натура, игрок, который умеет красиво проигрывать и самим своим поражением одерживает победу.
Жаль, что она пропустила этот фильм.
В зале зажегся свет, и я подошел к контролеру. Он лишь пожал плечами и покачал головой. Я спросил в кассе, потом набрал ее номер из автомата в фойе. Безрезультатно… На пути обратно контролер спросил, не желаю ли я сдать в кассу мой неиспользованный билет. Я велел ему не сдавать — ведь она все еще может появиться.
У буфетной стойки ко мне обратился высокий парень с козлиной бородкой, но без усов.
— А вы сегодня, я смотрю, в одиночестве…
Я видел его и его подружку-пигалицу почти каждый вечер, но заговорили мы впервые.
— Да, в одиночестве, — кивнул я. — Она сказала, что может задержаться на работе. Возможно, еще и появится.
Мы поговорили о фильме, который только что видели, и о том, что предстояло посмотреть. После чего я вернулся на свое место, и нам показали «Черный легион».
Он вышел на экраны в 1937 году, и в нем Богарт играл члена ку-клукс-клана. Только здесь они назвали эту организацию «Черным легионом» и носили черные капюшоны с изображением белых черепов со скрещенными костями. Я видел эту картину примерно год назад по каналу Эй-эм-си, и уже тогда она мне не слишком понравилась, и примерно на первой ее трети я со всей очевидностью осознал, что Илона не придет. Впрочем, я чувствовал это с самого начала.
Мне
И все равно приговаривается к пожизненному заключению. Несчастный сукин сын! С защитником ему повезло еще меньше, чем Пэтти Херст. [17]
Не спрашивайте меня о причинах, но я все же перешел через улицу — убедиться, что она не ждет меня в кафе за чашкой кофе. И разумеется, ее там не было. Я оглядел помещение, стоя в дверях, затем развернулся и отправился домой.
Дома я еще раз набрал ее номер и не слишком удивился, когда никто не ответил. После этого я взял то, за чем, собственно, заходил, и снова вышел на улицу и спустился в метро. Поехал тем же маршрутом, что ездил каждый день на работу, но вышел одной остановкой раньше, на углу Бродвея и Двадцать третьей. Автобус ушел из-под носа, и тут сам бог велел бы взять такси, но торопиться мне было особенно не за чем.
17
Пэтти(Патрисия) Херст— внучка американского миллиардера У. Р. Херста, сперва захваченная в заложницы, а затем судимая за ограбление банка.
Я прошел по Двадцать третьей и последний раз попробовал позвонить ей из автомата в двух кварталах от ее дома. Четвертак со звоном вывалился, и я пешком прошел оставшуюся часть пути и остановился на тротуаре на противоположной стороне от ее дома. «Нехитрые забавы», магазин на первом этаже, был закрыт и погружен во тьму. Света не было и в окнах на четвертом, но это еще ни о чем не говорило. Ведь окно в ее комнате выходило во двор.
Сунув руку в карман, я ощупал свои инструменты, за которыми забегал домой. Мне казалось, я не имею морального права входить в квартиру Илоны. Вообще-то рассуждать о морали мне вроде бы не пристало, но я в свое время накрепко усвоил, что таких вещей делать нельзя, и все тут.
Я посмотрел сначала налево, затем направо — улица с односторонним движением, но попробуй объяснить это ребятам на велосипедах, развозящим китайскую жратву, — потом перешел ее и поднялся по плохо освещенным ступеням к двери дома. Стал изучать кнопки звонков, ища табличку с надписью «Маркова», но не нашел. Таблички не было лишь у одного звонка, самого верхнего, и я решил, что это и есть ее (что, впрочем, еще ничего не означало), — у звонка в квартиру Кэролайн на Арбор-корт висит табличка с надписью «Арнау», а жильца с такой фамилией давным-давно и след простыл. Не знаю, как обстоят дела в других странах, но обитатели Нью-Йорка научились сохранять анонимность.
Итак, я нажал на безымянный звонок, и был он ее или чей-то еще, но прозвенел явно в пустой квартире, потому как никто не откликнулся.
Сложность работы с дверьми в подъезде заключается в том, что они находятся на виду. Вас может застукать жилец, входящий или выходящий из дома, может увидеть случайный прохожий. И чем дольше вы возитесь с замком, тем больше вероятность, что это случится.
С другой стороны, есть у таких дверей и свое несомненное преимущество — открывать их совсем не трудно. Замки самые примитивные, как правило, пружинные — открывать для гостей засов жильцам верхних этажей проблематично. К тому же от частого употребления замки снашиваются и становятся более чем податливыми, словно, прошу прощения, очень старые представительницы древнейшей профессии. Этот хоть был снабжен защитной накладкой, чтобы вы не могли отжать пружины, скажем, кредитной карточкой или другим подобным предметом, но в остальном все было просто как апельсин. Единственное, кого мог остановить такой замок, так это жильца, потерявшего ключ.