Вор вне закона
Шрифт:
Храпов покачал головой.
— Ладно, отставить запретку, — и собрался было уходить, но вдруг замер. — Стоп! А это что такое?
Палец капитана указывал на рукав Лешкиного клифта. Взгляды зеков также устремились на аккуратный ромбик его косяка. На нем четкими белыми буквами было аккуратно выведено "СЛЖВ". Даже самый ушастый фраер знал, что эти буквы расшифровываются как "Смерть легавым, жизнь ворам".
— Так что это, я спрашиваю!?
Лешка изобразил лицом полное непонимание.
— Я такое получил. Это он мне дал, — указал он пальцем на дневального.
— В
Помощники подхватили донельзя изумленного Митю и, прежде чем он успел вымолвить хоть слово, уволокли в сторону изолятора.
— А с тобой мы еще побеседуем, — пообещал Храпов.
Лешка с невинным видом пожал плечами.
— Да разве я против? Как начальник скажет.
Храпов собственноручно сорвал с его рукава злополучный ромбик и посмотрел на свои испачкавшиеся свежей краской пальцы.
— Говоришь так и было?
— Так точно, гражданин начальник.
— Ну-ну.
Храпов решил, что сначала все же стоит выспаться, поскольку обработка столь дерзкого и грамотного зека скорой победы не обещала.
Прибывший этап быстро разбросали по отрядам. Комиссия в лице начальника зоны, зама по оперчасти Храпова, замполита, зама по режиму и доктора направила Лешку в отряд к худому майору предпенсионного возраста с усталым пропитым лицом.
— Пойдешь в третий, к майору Демченко, — напутствовал Лешку Храпов и тут же поздравил самого майора. — Принимай будущего вора, Игорь Альбертыч. Перевоспитывай. Тебе и флаг в руки.
Лешку провели в локалку — огороженное решеткой пространство вокруг отрядного барака. В самом бараке было не в пример просторнее, чем в камере следственного изолятора. Шконки не в три, а в два яруса, у каждого своя тумбочка.
В дверях Лешку встретил шнырь-дневальный.
— Новый пассажир? За койку — пятерка. Не хочешь, спи на полу.
— Кого лечишь, козлина? — Лешка коронным ударом в нос с грохотом сбил его на пол, переступил и пошел вглубь барака-казармы. — Кто тут есть из авторитетных людей?
— А ты кто будешь? — донеслось из угла.
Лешка подошел. Он узнал Фому, которого видел однажды через окуляр телескопа в ограбленной квартире.
— Лях я. Работал помогалом у Волохи Призрака.
— Нету больше Волохи, — отозвался Фома. — Кого еще из правильных людей знаешь?
— Пашу Яхонта, Колю Писаря. С Корейцем на одной хате в СИЗО пайку ломали.
Фома удовлетворенно кивнул.
— Авторитетные люди. А как на этапе жил? На транзите не процветал?
Обычно на этапах и пересылке администрация старалась создать своим ссученным стукачам особые, льготные условия, чтобы их не порвали правильные арестанты.
— Я этапом с Пашей Яхонтом шел, в случае чего он слово скажет, — ответил Лешка.
Фома снова кивнул.
— Эй, гумозник! — позвал он дневального. — Устрой человека соответственно. Это правильный пацан, так что его слово для тебя — закон.
Потом он снова обратился к Лешке.
— Ты извиняй, Лях, в свою кентовку пригласить не могу.
Тот злобно сверкнул глазами, но промолчал. Лях удивился. Увидеть Чингиза на зоне он никак не ожидал. Он понял, что жизнь его теперь сильно осложнится.
— Ничего, ты, я гляжу, пацан духовитый. Свою семью сколотить можешь. Тут пацанов нормальных хватает, и мужики правильные есть.
Лешка в ответ только спросил, кому следует отстегнуть деньги на общак. Фома принял их сам.
— И вот что, — добавил он. — тут порядки козлиные, насчет работы строго, всех выгоняют. Так что с бугром улаживай сам.
Лешка не стал интересоваться, почему в таком случае сам Фома и его шестерки не на промке, а валяются на койке в жилой зоне.
С бугром — бригадиром — он разобрался на следующий же день. Сначала, когда тот попытался проучить обуревшего новичка, Лях немного погонял его среди бетонных блоков. Потом выпил с ним в биндюжке — каптерке — по замутке чифира и предложил отступного. В цене сошлись. Отныне производственную норму за Ляха должны были частью давать работяги-мужики, частью — приписывать сам бугор. Но это были уже его проблемы. Ляху же предстояло найти средства для будущих выплат.
Пришедшие вскоре малявы подтвердили положение Ляха. В отряде он не вошел ни в одну семью, а сколотил свою. Получилась она небольшой, но крепкой и надежной. Все в ней, кроме него, были мужиками, то есть в авторитеты не лезли и спокойно работали на производстве.
Лях на промку ходил только затем, чтобы варить чифир и играть в карты. Играл он осторожно, при желании выигрывал. Он не забывал отстегивать с выигрыша на "общее" и честно отправлял в ШИЗО Яхонту его долю. "Верха" старался не задирать, обыгрывал "низы". Но однажды напротив него уселся Чингиз.
— Ну что, стирогон, пошпилим?
Чингиз считался опытным шулером. Играл грязно, передергивал в наглую. К проигравшим был беспощаден. И если бы не покровительство Фомы, с ним давно бы разобрались.
Лях догадался, что Чингиз собирается не просто выиграть у него, а разгромить. Обыграть так, чтобы Лях не смог отыграться и вовремя расплатиться. Загнать в фуфлыжники, а потом и в обиженку.
Лях имел талант к игре. Он с феноменальной точностью мог запомнить особенности любой "заряженной" разными примочками колоды. И карты, предложенные Чингизом, узнал сразу. Ему уже приходилось ими играть.
По рубашкам он хорошо видел, какие карты у Чингиза, какие в прикупе. Чингиз грубил, явно нарывался на ответ. Но Лях помнил закон игры. Все разборки — после. Даже если видишь, что соперник шельмует, сделать ему предъяву можно только после окончания игры.
Лях давно заметил у себя за спиной невзрачного урку с зеркалом. Тот ползал по верхним шконкам, пытаясь донести до Чингиза изображение ляховых карт. Но Ляху было достаточно лишь наклонить свои карты немного в сторону, как корректировщику приходилось, кряхтя, переползать по верхушкам шконок на новую позицию.