Воробей под святой кровлей
Шрифт:
Когда к Уолтеру явился сопровождаемый сержантом Хью Берингар, чтобы самолично выслушать печальную повесть пострадавшего, тот приготовился к пространным излияниям. Однако он совсем не обрадовался, когда оказалось, что его матушка, ожидавшая посещения брата Кадфаэля, в предвидении новых наставлений относительно того, как ей следует себя вести, если она еще хочет подольше жить, не придумала ничего лучше, как встретить строгого лекаря в холле. Стуча палкой и браня Сюзанну, которая пыталась ее удержать, Джулиана спустилась с лестницы.
Старушка прочно расположилась в своем углу на лавке с подушками, и, когда вошел Кадфаэль, она вызывающе устремила на него дерзкий,
— Рад видеть, что вы поправились. Люди наговорили про вас всяких страстей, но, как вижу, они явно поторопились. Позвольте выразить вам сочувствие по поводу понесенного ущерба. Надеюсь, что все еще отыщется.
— Да уж действительно! Остается только надеяться, — уныло отозвался Уолтер. — Вы сказали, что бродяга, который нашел у вас укрытие, ничего из пропавшего не имел при себе и, покуда он у вас живет и никуда не выходит, он не сможет достать припрятанное и куда-нибудь сплавить. Ведь где-то же оно должно лежать, и я надеюсь, что люди шерифа разыщут пропавшие вещи.
— Так вы, значит, совершенно уверены в том, что именно он это сделал? — Хью успел выслушать его рассказ до того момента, когда Уолтер взял драгоценности и понес их в мастерскую, чтобы спрятать в сундук, но, дойдя до этого места, мастер Аурифабер отчего-то утратил свою словоохотливость. — Ведь, как я слышал, вы прогнали его гораздо раньше, и никто не говорил, что его заметили потом слоняющимся возле дома.
Уолтер бросил беглый взгляд на мать, которая слушала, напрягая свой старческий слух, и увидел, что в тусклых от старости глазах мелькнул живой блеск.
— Да, но ведь он мог где-то затаиться. Дело было ночью, кто бы его заметил в темноте?
— Мог, конечно, — сухо согласился Хью. — Однако никто не сообщал, что видел его. Разве что вы вспомнили что-то такое, чего никто не знает? А вы сами не видали его после того, как он был выгнан?
Уолтер смущенно заерзал и, казалось, готов был уже выпалить обвинение против жонглера, но вовремя спохватился: ему мешало присутствие Джулианы. Брат Кадфаэль сжалился над ним.
— Не лучше ли нам сейчас, — предложил он простодушно, — пойти и взглянуть на место, где было совершено нападение. Я думаю, мастер Уолтер не откажется показать нам свою мастерскую.
Уолтер обрадовался этому предложению и охотно повел их в мастерскую. Дверь на улицу была заперта по случаю воскресенья. Впустив посетителей, он тщательно закрыл за собой дверь и с облегчением перевел дух.
— Не подумайте, что я от вас что-то скрываю, милорд, но мне не хотелось лишний раз волновать матушку, ей и без того досталось. — Так вывернулся Уолтер, чтобы не показать перед людьми, что он до сих пор ходит на цыпочках перед своей родительницей. — С порога, как вы можете убедиться, хорошо виден сундук в углу напротив. Я был возле сундука, ключ торчал в замке, крышка была откинута, а рядом на полке горела свеча. Она освещала и содержимое сундука. Вот так, видите? И все было на виду. Вдруг я услышал за спиной какой-то шум, глядь, а там в дверях притаился жонглер, тот самый Лиливин.
— У него был угрожающий вид? — спросил Хью и кинул выразительный взгляд в сторону Кадфаэля, но тому много сказала красноречиво поднятая бровь. — В руке он держал дубинку?
— Нет, — сознался Уолтер, — вид у него был довольно смирный. Но ведь я его уже заметил и обернулся. Он стоял
— Однако вы не слышали, как оно упало? И ничего такого не видели?
— Честно говоря, нет.
— Так что же он вам тогда сказал?
— Он стал меня упрашивать, чтобы я заплатил ему как положено, потому что ему не додали две трети условленной платы. Он говорил, что нельзя так жестоко поступать с бедным человеком — сваливать на него чужую вину, а потом урезать плату — и умолял меня возместить ему разницу и расплатиться, как договаривались.
— И вы ему заплатили? — спросил Хью.
— Честно говоря, милорд, я бы не сказал, что с ним так уж несправедливо обошлись, кувшин-то был дорогой, но я пожалел его и подумал, что с него возьмешь! Виноват он или не виноват, а жить-то ему на что-то надо! Ну вот я и дал ему второй пенни, хорошую серебряную монету, отчеканенную в нашем городе. Только, прошу вас, ни слова об этом моей матушке! Теперь-то уж, раз я все вспомнил, она, хочешь не хочешь, узнает, что он потихоньку приходил в мастерскую и просил у меня денег, но про то, что я ему дал пенни, ей вовсе не обязательно знать. Иначе ей будет обидно, ведь она ему отказала.
— Вы очень достойно поступаете, заботясь о спокойствии вашей матушки, — с невозмутимой серьезностью сказал Хью. — А что же было дальше? Вы хотите сказать, что он взял ваши сокровища и улизнул с ними?
— Вот именно! И я уверен, что он вам ни слова не сказал про то, как приходил в мастерскую клянчить у меня денег. Хорошо же он отблагодарил меня за мою доброту! — Уолтер был чрезвычайно зол на обидчика.
— А тут вы как раз ошибаетесь! Он все рассказал, и его рассказ совершенно сходится с вашим. Две монетки по одному пенни, которые он принес с собой, он отдал на хранение в аббатстве на то время, что будет там находиться. Скажите мне, закрыли ли вы крышку сундука, как только поняли, что за вами кто-то следит?
— А как же! — с горячностью воскликнул Уолтер. — Сразу закрыл! Но он уже все видел. Тогда я не придал этому значения, но понимаете, милорд, я вам сейчас скажу, что было дальше. Как только он ушел — я-то, во всяком случае, думал, что он ушел, — я снова открыл сундук и наклонился над ним, чтобы прибрать приданое Марджери. Тут-то меня и стукнул кто-то сзади по голове, а дальше я уже ничего не помню, очнулся я спустя несколько часов в своей постели. Между тем, как убрался этот молодчик и меня оглоушили, прошло каких-нибудь две минуты, не больше. Так кто же это мог быть, как не он?
— Но вы все-таки не видели, кто вас ударил? — настойчиво продолжал добиваться Хью. — Даже мельком? Не заметили хотя бы тень, по которой можно угадать рост и сложение человека? У вас не было такого чувства, что кто-то стоит у вас за спиной?
— Нет. Когда же мне было успеть?! — Хотя у Уолтера и был мстительный нрав, однако он был, несомненно, очень честен. — Ведь понимаете, я же стоял склонившись над сундуком, и тут на меня точно стена рухнула, я и бухнулся головой в сундук и точно куда-то провалился. Я ничего не слышал и ничего не видел, даже тени, впрочем, нет — последнее, что я увидел, это как замигала свеча. Но что тут такого особенного? Нет уж, будьте спокойны! Этот бродяга успел рассмотреть, что у меня лежит в сундуке, перед тем как я захлопнул крышку. С какой стати ему было смиренно уходить, получив один пенни, когда можно было огрести столько денег? Уж будьте уверены, он не из таковских! И никого другого я в ту ночь здесь не видел, и ничьей ноги здесь не было. Можете не сомневаться, что это сделал жонглер!