Воробьиная сила
Шрифт:
Как из книг, так и со слов Эгора, я знал, что магия подчиняется человеческим устремлениям, восполняя то, что ему больше всего нужно. И нужен был мне разум. Я нагружал свой мозг как только мог. Просчитывал различные ритуалы, вновь перебрал всю библиотеку Цитадели, принялся за усовершенствование своего универсального боевого искусства, начатого ещё в лесах Королевства и теперь получившего огромный массив новых данных Больших Игр.
В качестве хобби я ухаживал за воробьями, которые теперь обитали в одной из гостиных. Выделенный артефактный комплекс следил за температурой их клетки, подавал им каждые пару десятков минут чистую воду и богатую белком питательную смесь, специально синтезированную под их физиологию. Пусть я и старался делать всё, что мог, но не верил, что птицы обретут самостоятельность
Больше всего теперь я боялся приступов. Хоть я два раза скорректировал последствия, но теперь с ужасом ждал новых эпизодов. Меня пугала перспектива проявлений воробьиной сущности, например, что мне захочется забраться на самую высокую башню замка и сигануть вниз, махая руками вместо крыльев. К счастью, от подобного меня защищал Тааг, не отступавший ни на шаг.
Как бы я ни боялся, сколько бы ни готовился, но забиваться в уголок, обложившись для безопасности подушками, было никак нельзя. Я следил за своим прогрессом, корректировал план тренировок магии, занимался всё более и более интенсивными физическими тренировками, ставил себе изощрённые умственные задачи. Одним из главных направлений, в котором я направлял свои усилия, являлась выработка магического зрения — идти тупиковым путём повторной имплантации протеза я не собирался.
Новый приступ наступил незаметно. Я обнаружил себя под самое утро в мастерской, собирающим нелепо выглядящий артефакт, напоминающий странную смесь детского автомобиля и газонокосилки. Совершенно чуждая угловатая форма, острые грани, полное отсутствие какой-либо симметрии — даже при беглом взгляде на это чудовище начинала болеть голова.
С облегчением поняв, что любимая до сих пор спит, а значит, избавлена от ещё одной порции волнений, я вернулся в постель, вновь внеся в разум соответствующие коррективы. На утро я, конечно же, осторожно ей признался. Мы решили вместе узнать, что за чудовище у меня получилось. Выбравшись на всякий случай за стены замка, мы зарядили накопитель, а потом, укрывшись щитами, наблюдали, как этот монстр неторопливо ползёт вперёд, оставляя за собой идеально ровную полосу шершавого камня. Пусть «газонокосилка» и расходовала непомерное количество элир, зато оказалась довольно полезной. Поэтому, прежде чем отправить её в утилизацию, я отдал приказ управляющей системе, чтобы один из служебных големов отправился прокладывать с её помощью дорожки вокруг замка в соответствии с наскоро разработанным планом. Я прекрасно помнил, что Хартан хотел гонять вокруг озера на омнигоне, так что решил организовать соответствующую дорожную инфраструктуру. Конечно, в округе имелось немало ручьёв, трещин и расщелин, но в этих местах големы получили приказ построить виадуки и мостки.
Следующий приступ произошёл тоже ночью. Я обнаружил себя в химерологической лаборатории, раскладывающим пробирки с генетическими образцами по полу. В самом центре безумной композиции художника-авангардиста лежал мой Шванц, который дожидался своей последней миссии — встречи с фазовой землеройкой, выращивание которой я заказал в одной из лабораторий Нирвины. И вновь я внёс коррективы в разум, наложил на него новые запреты и ограничения. Меня не покидала мысль, что во всех действиях, кроме попытки склевать завтрак, есть какой-то скрытый смысл.
В этом мнении я укрепился во время ещё одного приступа. Тогда Мирена и Кенира не хотели оставлять меня в замке одного, но я уверил их, что пока есть Тааг и Последний Шанс, ничего со мной не случится, а они могут спокойно отправляться в Нирвину побродить по магазинам. У меня было намерение сначала позаниматься на пыточном стуле, а затем приняться за секвенирование генетических образцов в лаборатории, благо, не очень мощные, но довольно сложные магические конструкции мне уже стали доступны.
Пришёл я в себя уже под вечер, когда зимнее солнце почти скрылось за горами. Острой двускатной крыши, покрытой черепицей, у замка больше не было. Её занимала ажурная конструкция из шестиугольных ячеек металлического профиля, заполненного большими алмазными пластинами (имевшими, какое совпадение, размер рабочей
Вновь внеся коррекции в свой разум, я глубоко задумался. Теперь-то у меня появилось достаточно данных, чтобы начать выстраивать закономерности. Каждый из случаев моей странной фуги имел под собой пусть и не очень логичное, но основание. Книги в библиотеке прекрасно перекликались с моим желанием обработать имеющиеся знания. Газонокосилка являлась следствием моего желания пробежаться вокруг озера, не продираясь сквозь заросли и не перепрыгивая через камни. Химерологическая лаборатория продолжала желание изучить генетику встреченных монстров. Ну а оранжерея на крыше — а ничем другим это сооружение быть не могло — символизировало старое желание привести в порядок сад во дворе.
Собрав врачебный консилиум, состоящий из жены и Лексны, я изложил свои соображения. Лексна пообещала посоветоваться с Диршадой, но пока мы решили не препятствовать приступам, а просто наблюдать, чтобы подтвердить или опровергнуть теорию. Учитывая, что магические силы развивались очень быстро, и теперь я начинал замечать потоки элир, требовалось собрать данные до того, как смогу навредить другим или себе. Незель уже освятила нам с Кенирой реликвии — два браслета, которые я создал на фабрикаторе — но надевать их мы пока не стали. От одной лишь мысли, что сможет натворить безумец с моим объёмом знаний и бесконечным источником магии, мне становилось плохо.
Как оказалось, предосторожности оказались нелишними. Состояние фуги накрывало меня несколько раз и каждый раз совершенно непредсказуемо. Иногда я обнаруживал себя в алхимической лаборатории, смешивающего странные реактивы и наполняя их совершенно бессмысленными магическими плетениями. Порой моё воробьиное сознание вспоминало, что я архитектор, так что результатом беспамятства становились безумные пространственные конструкции, иногда дополненные бессмысленными артефактами, которые выполняли какие-то функции, но какие именно — не мог понять даже я сам. Иногда я принимался за перестройку замка, выращивая из стен явно органические формы, от одного только взгляда на которые к горлу подкатывала тошнота. Порой я вновь кидался в лабораторию химерологии, там я, явно применяя форсаж, создавал нежизнеспособные комбинации ДНК. Иногда, это было хуже всего, я раскладывал свои творения по всему замку, иногда закапывая их во дворе, а иногда пряча внутрь шкафчиков, тумбочек и секретеров. То же самое происходило и с продуктами — врываясь на кухню, я превращался в безумного повара, распространяя плоды своей дурно пахнущей готовки всюду, куда только мог добраться. Если приступ объединял кулинарию и алхимию, тогда приготовленные блюда могли светиться, биться молниями или распадаться ядовитым дымом. И в периоды ясности, я приходил в ужас от мысли, каких монстров мог бы породить, если бы к этому добавилась химерология и артефакторика одновременно.
Из-за того, что я стал опасен не только для себя, но и окружающих, было решено убрать из замка всех, кроме Кениры. Ксандаш понимал, что в этом состоянии я представляю угрозу его дочери, Тана всё равно проводил в Нирвине большую часть времени, а Мирена стала ночевать с Незель в нашем столичном доме.
К счастью, устранить последствия моего безумия оказалось довольно легко. Я заблокировал от самого себя управляющую систему замка и стал отдавать приказы только через Таага, который был обязан решать, нахожусь ли я в своём уме. Все артефакты, зелья, кулинарные ужасы и образцы биологических тканей, которые я распихивал по углам и щелям, помогали находить и утилизировать замковые големы. Незапланированные изменения в конструкции зданий восстанавливала управляющая система, ну а некоторые их них, к примеру, алмазный купол и схожую с телевизионной вышкой узорчатую башню, на которую я как-то умудрился водрузить скульптурную композицию с зелёными толстяками и ослом, мы, посовещавшись, решили сохранить.