Воробьиное озеро (авторский сборник)
Шрифт:
Листобой завывал в печной трубе, шевелил на крыше осиновую щепу, бил, трепал деревья, и слышно было, как покорно шелестели они, сбрасывая листья.
Раскрытая форточка билась о раму, скрипела ржавыми петлями. С порывами ветра в комнату летели листья берёзы, растущей под окном.
К утру берёза эта была уже раскрыта настежь. Сквозь ветки её текли и текли холодные струи листобоя, чётко обозначенные в сером небе битым порхающим листом.
Паутина, растянутая в ёлочках строгим пауком-крестовиком, была полна берёзовых листьев. Сам хозяин её уже скрылся кудато, а она всё набухала листьями, провисая,
Старая яблоня
Целый день сидит у дороги бабка, яблоками торгует.
Мчатся мимо яблок машины, мотоциклы, ревут трактора. Иной раз остановится машина, купит яблок и дальше гудит.
Вот едет грузовик. Этот яблок не купит, некогда ему. Автобус бы купил, да у него остановка за три километра. А это «Запорожец», если и купит, так полкило.
Я остановился, купил полведра.
— А ты ведь, радетель, и на ведро тянешь, — сказала бабка.
Сидит бабка у дороги, а за спиной у неё рябина, а за забором яблоня старая стоит, на ней яблоки зреют, на землю падают.
Целый день работают они. Бабка торгует, яблоня яблоки роняет. Так и живут.
Шень-шень-шень
А кто знает, как надо подманивать лошадей? Ну, котят да цыплят подманивать все умеют.
Гусей надо так: — Тега-тега-тега…
Оленей: — Мяк-мяк-мяк…
Овец, слыхал я, одна тётя подманивает так: — Басёнки, басёнки, басёнки…
А лошадей, Витя Белов сказал мне, надо подманивать: — Шень-шень-шень…
И вправду, какое хорошее слово, вполне лошадиное. Лошади должны его понимать, точно.
Вот я научился новому слову и пошёл по деревне лошадей искать.
Взял, конечно, хлеба чёрного кусок, посолил его, в карман сунул. Соль, конечно, в карман немного просыпалась, да это не беда.
У меня в этом кармане много чего побывало.
Вот хожу, лошадей ищу.
Да что-то не видать лошадей.
Бригадир навстречу на велосипеде скачет, кричит:
— Не видал лошадей? А я ему отвечаю:
— Шень-шень-шень…
— Ты что, спятил? — бригадир говорит. — Лошади ограду поломали, в чисто поле ушли.
Ускакал бригадир в чисто поле, ищет в бинокль лошадей. А я подошёл к реке, к тому месту, где разрослись тополя-осокоря, и говорю негромко:
— Шень-шень-шень.
И тут вышли из зарослей три белых коня, глядят на меня в глаза, всё понимают.
Вот тебе и «шень-шень-шень»! Хлеба-то у меня всего один кусок.
Летний кот
Тут на днях встретил я Летнего Кота.
Рыжий и жаркий, вобравший в себя солнечный зной, лениво развалился он в траве, еле шевелил усами. Заслышав мои шаги, он поднял голову и строго поглядел: дескать, проходи,
Целый день валялся Кот на солнце. То правый бок подставит солнцу, то левый, то хвост, то усы.
Начался закат и кончился. Наступила ночь, но долго ещё что-то светилось в саду. Это светился летний солнечный Кот-подсолнух.
Ночные налимы
С первыми холодами в Оке стал брать налим. Летом налим ленился плавать в тёплой воде, лежал под корягами и корнями в омутах и затонах, прятался в норах, заросших слизью.
Поздно вечером пошёл я проверить донки.
Толстый плащ из чёрной резины скрипел на плечах, сухие ракушки-перловицы, усеявшие окский песчаный берег, трещали под сапогами.
Темнота всегда настораживает. Я шёл привычной дорогой, а всё боялся сбиться и тревожно глядел по сторонам, разыскивая приметные кусты ивняка.
На берегу вдруг вспыхнул огонь и погас. Потом снова вспыхнул и погас. Этот огонь нагнал на меня тревогу. Чего он там вспыхивает и гаснет, почему не горит подольше?
Я догадался, что это деревенский ночной рыбак проверяет удочки и не хочет, видно, чтоб по вспышкам фонаря узнали его хорошее место.
— Эй! — крикнул я нарочно, чтоб попугать. — Много ли наловил налимов?
«Многолиналовилналимов…» — отлетело эхо от того берега, что-то булькнуло в воде, и не было больше ни вспышки.
Я постоял немного, хотел ещё чего-нибудь крикнуть, но не решился и пошёл потихоньку к своему месту, стараясь не скрипеть плащом и перловицами.
Донки свои я разыскал с трудом, скользнул рукой в воду и не сразу нащупал леску в ледяной осенней воде.
Леска пошла ко мне легко и свободно, но вдруг чуть-чуть напряглась, и неподалёку от берега возникла на воде тёмная воронка, в ней блеснуло белое рыбье брюхо.
Пресмыкаясь по песку, выполз из воды налим. Он не бился бешено и не трепетал. Он медленно и напряжённо изгибался в руке — ночная скользкая осенняя рыба. Я поднёс налима к глазам, пытаясь разглядеть узоры на нём; тускло блеснул маленький, как божья коровка, налимий глаз.
На других донках тоже оказались налимы.
Вернувшись домой, я долго рассматривал налимов при свете керосиновой лампы. Их бока и плавники покрыты были тёмными узорами, похожими на полевые цветы.
Всю ночь налимы не могли уснуть и лениво шевелились в садке.
Снежный всадник
Говорят, когда выпадает первый снег, — объявляется в лесах Снежный Всадник.