Ворон и медведь
Шрифт:
— Оно и к лучшему, что ее нет, — сказала Ярослава, приподнимаясь на локтях, — мне нужно с тобой поговорить.
— О чем? — с интересом спросил Эрнак.
— Об Алемании, — сказала Ярослава, — когда вы придете туда — мой сын не должен добраться до Бедариха первым. Щенка Атаульфа нужно взять живым — и отдать мне.
— Зачем тебе мальчишка? — лениво поинтересовался Эрнак.
— Из-за его матери, — сказала Ярослава, — я ненавидела эту суку, когда она была
— А ты, злопамятна женщина, — усмехнулся Эрнак, — что же, я не против сделать любимой жене этот подарок. Но тебе придется как следует постараться, чтобы уговорить меня.
— Все что захочет мой муж, — сказала Ярослава, вновь склоняя голову над чреслами кагана и Эрнак застонал от удовольствия, когда его детородный орган обхватил ненасытный влажный рот.
В утробе Жабы
— Ты что же, подслушиваешь? — Неда испуганно ойкнула, услышав над ухом громкий шепот. В тот же миг чьи-то сильные пальцы ухватили ее за локоть и развернули так, чтобы она могла увидеть, стоявшую перед ней Оуюн.
— Ты подслушиваешь, — повторила шаманка и впрямь поймавшая Неду, когда она, вместо того, чтобы идти за вином, прокралась средь виноградников к дальней стене шатра, внимательно вслушиваясь в доносившееся изнутри звуки. Сестра кагана застала ее врасплох — и сейчас Неда тряслась от страха, поскольку шаманку она боялась куда больше ее брата.
— Может, сказать Эрнаку? — Оуюн ухватила пальцами подбородок девушки и приблизила ее лицо к своему, заглядывая Неде в глаза, — знаешь, что у нас делают с лживыми женами?
Она улыбнулась, оскалив заточенные зубы, чем еще больше напугала Оуюн. Девушка была не робкого десятка, но этой ведьмы боялись даже взрослые мужи. Не успела Неда опомниться, как Оуюн ухватила ее за руку и потащила вглубь виноградников по невидимой в полумраке тропинке. Со всех сторон за одежду Неды цеплялись виноградные усики, листья хлестали ее по лицу, ноги скользили от упавших на землю и раздавленных гроздей. В воздухе стоял пьянящий винный запах, от которого кружилась голова. В какой-то миг винные пары стали столь одуряющими, что Неда не выдержала и потеряла сознание.
Очнулась она лежащей на краю небольшой поляны, со трех сторон окруженной густыми зарослями. С четвертой же стороны поляну омывала болотистая заводь, оставшаяся после одного из разливов Майна. У самой же воды стояла высокая ива с ветвями, похожими на длинные волосы. Неда еще никогда не видела столь уродливого дерева: ствол и ветви его бугрились уродливыми наростами, похожими на огромные волдыри. На высоте чуть выше человеческого роста ствол дерева расходился на три большие ветви, делавшие дерево похожим на искривленный трезубец. У самой же земли толстый ствол проела гниль и в нем зияло огромное дупло, наполовину наполненное водой. Над рекой кружились светлячки, где-то орали лягушки, в ветвях дерева кричала ночная птица.
А в самом центре поляны горел костер. Рядом с ним лежало что-то маленькое, красное — и Неда с содроганием признала тело выпотрошенного ребенка. Рядом с ним сидела совершенно голая шаманка, напевая
— Здесь нам никто не помешает, — шаманка в упор посмотрела на Неду и девушка со страхом увидела, что глаза Оуюн светятся желтым в темноте, — ну рассказывай, что ты услышала?
Даже не пытаясь солгать, Неда сбивчиво принялась пересказывать все, о чем говорили Эрнак и Ярослава. Когда она закончила короткий рассказ, шаманка недоуменно вскинула брови.
— И это все? А что тут такого?
— В том, что моя мать лжет, — выпалила Неда, — никогда она не ненавидела Роделинду — по крайней мере, не настолько, как она говорит Эрнаку. Ребенок ей нужен для чего-то другого.
— Вот как? — Оуюн задумалась. Неда, затаив дыханье, наблюдала за ней с внезапно вспыхнувшей надеждой — она не раз подмечала, что шаманке не нравится то влияние, какое возымела Ярослава на молодого кагана.
— Никому пока не говори об этом, — сказала шаманка, — потом подумаем, что с этим делать. Что же до тебя...
Она окинула Неду бесстыдно-хищным взглядом.
— Черные шаманки живут не так, как обычные люди, — сказала она, — даже не так как обычные шаманы. У таких как я не бывает семьи и детей, но мы часто ведем себя с женщинами как вели бы мужчины. Ты понимаешь, о чем я, Неда?
— Не понима...- начала было славянка, но тут Оуюн ухватила Неду за волосы и, притянув к себе, впилась в ее губы жадным, хищным поцелуем. Ошеломленная девушка попыталась вырваться, но против не по-женски сильной шаманки, она оказалась бессильной. Преодолевая слабое сопротивление Неды, свободной рукой Оуюн рвала на ней платье, жадно шаря по ее цветущему телу. Затем она развернула славянку спиной к себе и, ухватив за волосы, заставила вздернуть голову.
— Это место угодное Госпоже нашей Хар-Мекле, — шепнула она на ухо Неде, — я приметила его еще до того, как мой брат взял Виртебург. Здесь я творю обряды в честь Той, что превыше всех богов и духов, и ее же именем я заставлю тебя покориться!
Она гортанно выкрикнула еще несколько слов, эхом разнесшимся по всей поляне. Одновременно, она просунула руку между ног Неды и славянка невольно застонала, когда пальцы Оуюн проникли в ее нежные складочки. Славянка беспомощно извивалась в ее руках, рыдая от стыда, страха и собственного бессилия.
Все это время Оуюн продолжала говорить незнакомые слава, но теперь они шли в едином ритме с движениями ее пальцев и сама Неда, корчась в сладострастных судорогах, двигалась в такт с этими извращенными ласками. На минуту она подняла голову — и все ее прежние страхи показались ей смешными и жалкими, по сравнению с тем всепоглощающим ужасом, что с головой накрыл ее в этот миг.