Ворон и медведь

Каминский Андрей Игоревич

У подножия идола скорчились прикованные пленники — семь мужчин и шесть женщин, в возрасте от пяти до пятидесяти лет. Круглыми от страха глазами, они созерцали жестокое зрелище: огромный вепрь, с рыжей щетиной, громко хрюкая, атаковал большого медведя с непривычно темной почти черной шерстью. Встав на задние лапы, передними зверь отмахивался от всех попыток кабана поддеть его на клыки.

Крут подошел к частоколу, — вопящие зрители, узнав короля, поспешно расступились, — внимательно наблюдая за жестоким побоищем. Звери явно сражались давно и тела обоих покрывали кровоточащие раны. Животные уже выбивались из сил, однако не прекращали попыток дотянуться друг до друга. Вот кабан, изловчившись, рванул клыками заднюю лапу медведя, и злобное рычание последнего сменилось

жалобным воем. Медведь отпрянул, опускаясь на все четыре лапы и вепрь, сделав круг по арене, с визгом, от которого закладывало уши, ринулся вперед, готовясь одним броском покончить с противником. Однако медведь в последний момент исхитрился увернуться от удара, и хотя его покалеченная лапа оказалась в тисках могучих челюстей, в следующий миг он навалился на вепря сверху, терзая его зубами и когтями. Оба звериных тела сплелись в невообразимый клубок, оглушительный визг и столь же громкое рычание слились в один жуткий звук, пока наблюдатели, затаив дыхание, пытались понять, кто же побеждает в этой безумной схватке. Но вот челюсти медведя вгрызлись в щетинистый загривок, тогда как здоровая задняя лапа, согнулась и распрямилась, вспарывая огромными когтями брюхо вепря. Кровь и кишки вывалились на землю, злобное хрюканье сменилось жалобным визгом и кабан, издыхая, повалился на землю. Медведь, выбравшись из-под навалившейся на него туши, издал торжествующий рев, медленно поводя из стороны в сторону лобастой головой. Маленькие, налитые кровью глазки обшаривали арену и частокол в поисках нового врага. Вот они остановились на прикованных у идола пленниках и зверь, издав новый рев, направился к ним.

— Хороший знак, ваше Величество, — воскликнул кузнец, — зверь Чернобога, родовой зверь вашего рода, одержал верх. Вам осталось только закончить начатое, освятив свой клинок в его крови.

— Я готов, — кивнул Крут, скидывая расшитый серебром черный плащ. Двое подручных кузнеца накинули на плечи короля грубо выделанную медвежью шкуру. Кто-то еще услужливо приоткрыл калитку и Крут, вскинув меч над головой, вышел на арену.

— Я здесь, зверь моего рода! — крикнул он, — во имя общей крови текущей в наших жилах — сразись со мной, чтобы мы узнали, кто достоин стать победителем во славу Чернобога!

Медведю оставалось всего несколько шагов до скованных пленников, когда он заметил нового врага. Какой-то миг он колебался, потом, будто приняв решение, коротко рыкнул и, хромая, направился к королю. Тот вышел на середину арены и остановился, держа меч наготове. Зрители из-за частокола, — в основном дружинники Крута, — застыли в ожидании, осознав, что схватка зверей была лишь преддверием самого главного поединка.

Приблизившись к Круту на несколько шагов, медведь злобно взревел и кинулся на короля. Будь у зверя здоровая лапа, бросок мог стать и удачным, но сейчас владыка Тюрингии увернулся без особого труда и по рукоять засадил клинок в медвежий бок. Зверь жалобно взвыл, из последних сил разворачиваясь и тут Крут, выдернул клинок, вогнав его прямо в оскаленную пасть. Далее продолжать бой не потребовалось — медведь, завалившись набок, рухнул всего в двух шагах от убитого им кабана. Кровь обоих зверей смешивалась, пропитывая перепаханную им землю.

И в этот миг окружившие частокол воины взорвались ликующими криками.

— Крут-Крут- Крут!!! Слава королю Тюрингии!!!

Король, обведя арену довольным взглядом и, перехватив меч поудобнее, направился к прикованным пленникам, со страхом и надеждой смотревших на владыку в медвежьей шкуре. Подойдя ближе, он вскинул меч — и одним махом снес головы сразу трем пленникам. За первым ударом последовал второй, потом третий, четвертый — каждый взмах клинка сносил людям головы или перерубал их тела пополам. Кровь залила землю, идола и самого короля, с хриплым рычанием продолжавшего свою мясницкую работу. Отрубленные головы и иные части тел он насаживал на торчащие из боков идола острые сучья, в дополнение к уже висевшим там черепам. Закончив с кровавой бойней, Крут развернулся к своим воинам и вскинул меч над головой.

— И также будут обречены в жертву все наши враги, — крикнул он, — в грядущей

войне, этот меч принесет сотни и тысячи христиан в жертву Повелителю Тьмы. Слава Тюрингии! Слава Чернобогу!!!

— Крут-Крут-Крут!!! — доносилось со всех сторон и в звуках восхищения своих воинов купался и сам король Тюрингии, торжествующим взором осматривая тела мертвых людей и животных. Сейчас король уже не видел их — перед его глазами представала широкая река крови, несущая мертвые тела от Рейна и Альп до Средиземного моря и самой Атлантики.

Вадомар, стоял у окна старинного здания, мрачно глядя на простиравшуюся перед ним озерную гладь. В этом здании, оставшемся еще с римских времен, молодому герцогу Алемании, предоставил убежище король Сигизмунд. Сам владыка франков с большим войском ушел на запад, оставив в своей столице сильный отряд во главе со своим зятем графом Рикардом. Рикард же, с позволения короля, впустил в город и арабский отряд во главе с полководцем Али ибн Хасаном. Основные силы арабского войска разместилась за пределами города — со своего окна алеман видел светящиеся на берегу озера костры сарацинов. Даже оттуда сейчас доносились завывания муэдзинов, созывавших мусульман на вечернюю молитву.

— Бисмилляхи рахмани рахим, — рассеяно произнес Вадомар. За стеной, где разместился Али ибн Хасан, со своими приближенными, в это время обычно тоже слышалось молитвенное бормотание — однако в этот раз там почему-то царило молчание. Пожав плечами, Вадомар — точнее Абдуллах ибн Мухаммед, как он стал прозываться после принятия ислама, — решил и сам обойтись на сегодня без обязательной молитвы. Веру он принял не по велению сердца, а ради получения войска, за что на него порой косились даже самые преданные его соратники из алеманов. Однако Вадомар-Абдуллах считал, что зашел слишком далеко, чтобы сейчас поворачивать назад. Как бы то ни было — вместе с ним сейчас шло войско в двадцать тысяч арабов — и еще три тысячи христиан-алеманов, с помощью которых Вадомар надеялся отвоевать отцовские владения. О том, что будет дальше, новообращенный мусульманин решил пока не задумываться. Раздевшись, он лег в постель и постарался уснуть, в преддверии завтрашнего долгого перехода.

Вадомар сам сначала не понял, что его разбудило — какой-то миг он лежал с открытыми глазами, пытаясь понять, в чем дело. Потом пришли звуки — топот множества копыт, воинственные крики и лязг оружия. Вскинувшись с кровати, Вадомар, поспешно напяливая на себя, что подвернулось под руку, подбежал к окну.

Его глазам предстала невероятная картина — вся Женева полыхала в огне пожарищ. Отблески пламени отражались в озерной воде и на фоне костров двигалось множество силуэтов пеших и конных всадников, отчаянно сражавшихся друг с другом. Даже беглый взгляд на все это позволил Вадомару понять, что одна из сторон застигнута врасплох нападением — ну, а кто именно побеждает в этой битве стало понятно, когда над городом пронеслись торжествующие крики.

— Аллах! Аллаху акбар!!!

Позади стукнула дверь и Вадомар, резко обернувшись, увидел Али ибн Хасана, в полном воинском облачении и в сопровождении двух рослых сарацинов.

— Что это значит?! Сигизмунд наш союзник!

— Сигизмунд — ничтожный дурак! — презрительно сплюнул сарацин, — а ты — дурак еще больший, если решил, что эмир и впрямь станет проливать кровь правоверных за то, чтобы глупый мальчишка воцарился в своей дикой стране!

Он говорил по-франкски почти чисто — сын арабского полководца и дочери франкского графа, принявшего ислам. Однако темные глаза его полыхали все тем же фанатичным огнем, что горел и у воинов Аллаха, когда те впервые несокрушимой песчаной бурей вырвались из аравийских пустынь.

— Уже почти век мы воюем с франками, — продолжал Али, — и Сигизмунд попортил нам слишком много крови, чтобы мы могли упустить такой удобный случай, когда он сам открыл дорогу к своей столице. Сегодня вечером мои люди, прокравшись к воротам, перерезали охрану и впустили наше войско в Женеву. Слышишь — она кричит как женщина, которую берет в наложницы воин! Сегодня этот город — город Аллаха!