Ворон и роза
Шрифт:
По лицу Дэниела градом катился пот. Он прикоснулся рукой к своему шраму на лбу. Он не хотел, чтобы Лорелея догадалась, что им вновь завладели призраки прошлого: тысячи пар глаз, горящих ненавистью; клубы едкого дыма от пушечных залпов, застилающие площадь перед дворцом; резня, разбой, кровь; лежащие вперемешку трупы восставших и солдат из швейцарской охраны короля; удар шпагой; заключение в Карм. «Боже, — подумал он, — почему Бонапарт не покинул дворец, оскверненный человеческой кровью?»
Таких же проклятых мест в Париже было еще несколько. Париж! Город света,
Но Бонапарт, видимо, придавал огромное политическое значение своему проживанию в прекрасном дворце, в котором на протяжении двух столетий жили короли Франции.
Распорядись судьба иначе, Лорелея выросла бы при, дворе, в его великолепной роскоши и пышности. Дэниел вдруг обрадовался, что этого не произошло, что нравы, царившие при дворе, не исковеркали ее душу. Но Дэниел опасался за Лорелею. Ей придется жить во дворце, в котором много лет назад жил и был свергнут с престола ее отец.
В почти необитаемом после восстания 1792 года дворце произошли значительные перемены. В левом крыле целая бригада стекольщиков вставляла стекла в высокие узкие окна; рабочие шлифовали песком стены.
— Зачем они стирают эти рисунки? — спросила Лорелея.
— То были красные колпаки [21] , нарисованные санкюлотами [22] , — сказал Дэниел. — Бонапарта, очевидно, они не интересуют.
— О! — она потащила его в северную галерею, где на стенах висели огромные новые картины в массивных позолоченных рамах. За ними бежал Барри, поскальзываясь на гладком полу. Она остановилась перед картиной. У нее отвисла челюсть.
21
Красный колпак — символ обретенной народом свободы (по аналогии с фригийским колпаком — головным убором жителей Фригии). Эмблема революции. Патриоты носили его до 1794 г. Совершенно исчезнет в эпоху консульства.
22
Санкюлот — представитель народных плебейских масс (ремесленников, лавочников, цеховых мастеров, мелких предпринимателей).
— О Господи! — воскликнула она. Ее голос эхом разнесся по галерее.
Дэниел спрятал усмешку:
— Нравится?
Она с шумом проглотила слюну:
— Купидон и Психея?
— Да. Художника Герарда.
— Я никогда не представляла их себе такими, — ее восхищенный взгляд скользнул с груди Психеи на обнаженные бедра Купидона, который склонился, чтобы поцеловать ее. — Это очень интересный рисунок.
Дэниел подавил смешок:
— Уверен, что месье Герард был бы благодарен тебе за такой отзыв.
Лорелея покраснела. Она пошла дальше по галерее, рассматривая картины со сценами, взятыми из древних легенд. Она остановилась перед картиной, на которой был изображен бой гладиаторов в Древнем Риме.
— Уверена, что они на самом деле не воевали в обнаженном виде.
— Возможно, нет. Но обнаженное
Она показала на великолепно сложенного мужчину с железным обручем на шее, изображенного на следующей картине.
— Кто это?
— Регул. Его имя символизирует честь. Карфагеняне захватили его в плен, и он умолял их позволить ему предупредить его народ о вторжении. Он обещал вернуться к захватившим его в плен воинам.
— Очень благородно, — заметила Лорелея.
— Только ему от этого мало проку. Он вернулся назад, и карфагеняне уморили его голодом. Тебе хорошо видно?
— Не очень. А ты не можешь не дразнить меня, Дэниел. Человеческое тело тоже представляет для меня интерес.
— На площади Карусели, у Лувра, очень много подобных картин. Бонапарт украл почти целую коллекцию.
— Украл?
— Военные трофеи. Из каждого похода он привозит с собой шедевры искусства: обелиски из Египта, каменных львов из Венеции; картины знатных вельмож всех городов, в которых он бывал. Они не посмели отказать ему.
— Но это неправильно. Эти вещи не принадлежат ему.
— Близок тот день, — тихо заметил Дэниел, — когда никто не отважится сказать Бонапарту, что он поступает неправильно.
Они вернулись к подножию главной лестницы. Маленький человек в синей ливрее, отделанной серебряным позументом, спешил им навстречу.
— Месье Северин?
— Да?
— Прошу простить за задержку. Я наблюдал за драпировщиками. Они вешают шторы на окна в кабинете первого консула, — нос мужчины дергался над узкой полоской усиков. — Меня зовут Луи Франсуа де Боссет, я — управляющий дворца. Добро пожаловать в Париж, месье, — он повернулся к Лорелее, брезгливо осмотрев ее бриджи и помятую рубашку. — Мадам, — добавил он, поджав губы.
— Рада познакомиться с вами, — пролепетала Лорелея. Ее приветливость и очаровательная улыбка немного сбила спесь с управляющего.
Боссет откашлялся и нацелил свой взгляд на Барри.
— Ну, ээ… Я прикажу конюху, чтобы он отвел вашего пса на конюшню.
— В этом нет необходимости, — сказала Лорелея. — Барри останется с нами.
— Нет, нет, нет, — замахал руками Боссет. Вид у него был ошеломленный. — Это невозможно, мадам.
С верхней галереи послышался визгливый лай. Между мраморными перилами мелькнуло что-то рыжее и пушистое.
— Боже, — простонал Дэниел. — Это собака Жозефины.
Барри погнался за ней вверх по лестнице. Ругаясь, Дэниел побежал за ним, Лорелея и Боссет кинулись следом. Поднявшись наверх, они увидели, как собаки скрылись за углом в одной из галерей.
— Фортюне! — пронзительно закричала горничная. Подобрав юбку, так что та задралась выше колен, открывая ноги в белых чулках, она присоединилась к бегущим. В конце галереи металась маленькая собачонка. Поскуливая, она проскользнула между лап Барри. Перепуганное до смерти существо бежало, стуча коготками по мраморному полу. Гавкнув от удовольствия, Барри бросился за ней, размахивая пушистым хвостом.