Ворон - Воронель

Воронель Нина Абрамовна

Переводы

Оскар Уайльд

Баллада Рэдингской тюрьмы

Памяти К.Т.У., бывшего кавалериста королевской конной гвардии. Казнен в тюрьме Его величества, Рэдинг, Бэркшир, 7 июля 1896 года

Глава первая

Не красный был на нем мундир, — Он кровью залит был, Да, красной кровью и вином Он руки обагрил, Когда любимую свою В постели Он убил. В тюремной куртке через двор Прошел Он в первый раз, Легко ступая по камням, Шагал Он среди нас, Но никогда я не встречал Таких тоскливых глаз. Нет, не смотрел никто из нас С такой тоской в глазах На лоскуток голубизны В тюремных небесах, Где проплывают облака На легких парусах. В немом строю погибших душ Мы шли друг другу вслед, И думал я — что сделал Он, Виновен или нет? «Его повесят поутру», — Шепнул мне мой сосед. (Вариант: В немом строю погибших душ Шагал я по двору И думал, как среди живых Он вел свою игру. «Его, —

шепнул мне мой сосед, — Повесят поутру».) О боже! Стены, задрожав, Обрушились вокруг, И небо стиснуло мне лоб, Как раскаленный круг, Моя погибшая душа Свой ад забыла вдруг. Так вот какой гнетущий страх Толкал Его вперед, Вот почему Он так глядел На бледный небосвод: Убил возлюбленную Он И сам теперь умрет! Ведь каждый, кто на свете жил, Любимых убивал, Один — жестокостью, другой — Отравою похвал, Коварным поцелуем — трус, А смелый — наповал. Один убил на склоне лет, В рассвете сил — другой. Кто властью золота душил, Кто похотью слепой, А милосердный пожалел: Сразил своей рукой. Кто слишком преданно любил, Кто быстро разлюбил, Кто покупал, кто продавал, Кто лгал, кто слезы лил, Но ведь не каждый принял смерть За то, что он убил. Не каждый всходит на помост По лестнице крутой, Захлебываясь под мешком Предсмертной темнотой. Чтоб, задыхаясь, заплясать В петле над пустотой. Не каждый отдан день и ночь Тюремщикам во власть, Чтоб ни забыться Он не мог, Ни помолиться всласть; Чтоб смерть добычу у тюрьмы Не вздумала украсть. Не каждый видит в страшный час, Когда в глазах туман, Как входит черный комендант И белый капеллан, Как смотрит желтый лик Суда В тюремный балаган. Не каждый куртку застегнет, Нелепо суетясь, Пока отсчитывает врач Сердечный перепляс, Пока, как молот, бьют часы Его последний час. Не каждому сухим песком Всю глотку обдерет, Когда появится палач В перчатках у ворот И, чтобы жажду Он забыл, В ремни Его возьмет. Не каждому, пока Он жив, Прочтут заупокой, Чтоб только ужас подтвердил, Что Он еще живой; Не каждый, проходя двором, О гроб споткнется свой. Не каждый должен видеть высь, Как в каменном кольце, И непослушным языком Молиться о конце, Узнав Кайафы поцелуй На стынущем лице.

Глава вторая

И шесть недель Он ожидал, Когда наступит час; Легко ступая по камням, Шагал Он среди нас, Но никогда я не встречал Таких тоскливых глаз. Нет, не смотрел никто из нас С такой тоской в глазах На лоскуток голубизны В тюремных небесах, Где проплывают облака На светлых парусах. Он в страхе пальцев не ломал И не рыдал в тоске, Безумных призрачных надежд Не строил на песке, Он просто слушал, как дрожит, Луч солнца на щеке. Он рук в надежде не ломал За каменной стеной, Он просто пил открытым ртом Неяркий свет дневной, Холодный свет последних дней Он пил, как мед хмельной. В немом строю погибших душ, Мы шли друг другу вслед, И каждый словно позабыл, Свой грех и свой ответ, Мы знали только, что Его Казнить должны чуть свет. Как странно слышать легкий шаг, Летящий по камням, Как странно видеть жадный взгляд, Скользящий к облакам, И знать, что Он свой страшный долг Уплатит палачам.

* * *

Из года в год сирень цветет И вянет в свой черед, Но виселица никогда Плода не принесет, И лишь когда живой умрет, Созреет страшный плод. Все первый ряд занять хотят, И всех почет влечет, Но кто б хотел в тугой петле Взойти на эшафот, Чтоб из-под локтя палача Взглянуть на небосвод? В счастливый день, в счастливый час Кружимся мы смеясь, Поет гобой для нас с тобой, И мир чарует глаз, Но кто готов на смертный зов В петле пуститься в пляс? Нам каждый день казнил сердца Тревогой ледяной: В последний раз один из нас Проходит путь земной, Как знать, в каком аду пылать Душе Его больной.

* * *

Но вот однажды не пришел В тюремный двор мертвец, И знали мы, что черный суд Свершился наконец, Что сердце брата не стучит Среди живых сердец. Мы встретились в позорный день, А не в святую ночь, Но в бурю гибнущим судам Друг другу не помочь; На миг столкнули волны нас И разбросали прочь. Мы оба изгнаны людьми И брошены в тюрьму, До нас обоих дела нет И богу самому, Поймал нас всех в ловушку грех, Не выйти никому.

Глава третья

В тюрьме крепки в дверях замки И стены высоки. За жизнью узника следят Холодные зрачки, Чтоб Он не вздумал избежать Карающей руки. Здесь каждый отдан день и ночь Тюремщикам во власть, Чтоб ни забыться Он не мог, Ни помолиться всласть; Чтоб смерть добычу у тюрьмы Не вздумала украсть. Здесь смертной казни ритуал Правительство блюдет. Здесь врач твердит Ему, что смерть — Естественный исход, И дважды на день капеллан О боге речь ведет. Курил Он трубку, пиво пил, Выслушивал врача, Он стиснул страх в своей душе И запер без ключа, И говорил, что даже рад Увидеть палача. Чему же все-таки Он рад, — Никто спросить не мог: Надевший

маску на лицо И на уста замок, Тюремный сторож должен быть Безжалостен и строг. Но если б кто и захотел, Сочувствуя, прийти, Какие мог бы он слова Для смертника найти, Чтоб душу брата увести С тернистого пути?

* * *

Бредет, шатаясь, через двор, Дурацкий маскарад, Тяжелых ног и бритых лбов Изысканный парад, — Нам всем дана судьба одна, Нам всем дорога в ад. Мы чистили сухим песком Холодный блеск перил, Мели полы, скребли столы И драили настил, Таскали камни через двор И падали без сил. Трепали мы сухой канат До крови на ногтях, Орали мы весь день псалмы С мочалками в руках, Но в сердце каждого из нас Всегда таился страх. И в страхе облетали дни, Как листья в октябре, Мы забывали, что Его Повесят на заре, Пока не увидали вдруг Могилу во дворе. Там крови ждал сухой асфальт, Разинув желтый рот, И каждый ком кричал о том, Кто в этот час живет, Переживет и эту ночь, А на заре умрет. И каждый шел, познав душой Страданье, Смерть и Рок, И каждый в номерном гробу Был заперт на замок, И, крадучись, пронес палач Зловещий свой мешок.

* * *

В ту ночь во тьме по всей тюрьме Бродил и бредил страх, Терялся зов и гул шагов На каменных полах, И в окнах пятна бледных лиц Маячили впотьмах. Но, словно путник у реки, Уснул под утро Он, И долго стражу удивлял Его спокойный сон В тот час, когда пришел палач И жертвы ждет закон. А к нам, мерзавцам и ворам, Не приходил покой, А нас, рыдавших в первый раз И над чужой судьбой, Сквозь ночь гнала чужая боль Безжалостной рукой.

* * *

Тяжелым грузом грех чужой Ложится на сердца, И кем-то пролитая кровь Жжет каплями свинца, И меч вины, калеча сны, Касается лица. Скользила стража вдоль дверей И уходила прочь, И, распростершись на полу, Чтоб ужас превозмочь, Молились богу в первый раз Безбожники в ту ночь. Молились богу в первый раз Проклятые уста, Могильным саваном в окне Шуршала темнота, И обжигала, как вино, Раскаянья тщета. Свет звезд потух, пропел петух, Но полночь не ушла; Над головой во тьме ночной Сходились духи зла, Да ужас, разевая пасть, Смеялся из угла. Минуя нас, они, клубясь, Скользили на полу, Цепляясь щупальцами рук, Струились по стеклу, То в лунный круг вплывали вдруг, То прятались во мглу. Следили мы, как духи тьмы Вились невдалеке: В тягучем ритме сарабанд, Кружась на потолке, Бесплотный хор чертил узор, Как ветер на песке. Нас мрак не спас от их гримас, А день не приходил, Их стон, как похоронный звон, Под сводами бродил, На зов их души мертвецов Вставали из могил: «О, мир богат! — они вопят. — Да ноги в кандалах! Разок-другой рискни игрой, — И жизнь в твоих руках! Но смерть ждет тех, кто ставит грех На карту второпях!» Тем, кто закован в кандалы, Чей мир и дом — тюрьма, Толпой людей, а не теней Полна казалась тьма. О кровь Христова! Их возня Сводила нас с ума. Вились вокруг, сплетая круг Бесплотных рук и глаз, Жеманным шагом потаскух Скользили, зло смеясь, И на полу, склонясь в углу, Молясь, дразнили нас. Заплакал ветер на заре, А ночь осталась тут, Зажав в тиски кудель тоски, Сучила нить минут. Мы в страхе ждали, что к утру Свершится Страшный суд. Рыдая, ветер проходил Дозором над тюрьмой, Пока развязку торопил Бег времени слепой. О, ветра стон! Доколе он Приставлен к нам судьбой? Но вот настиг решетки свет, По стенам их гоня, Вцепились прутья в потолок Над койкой у меня: Опять зажег жестокий бог Над миром пламя дня.

* * *

К шести успели подмести, И стихла в семь тюрьма, Но в трепете могучих крыл Еще таилась тьма: То нас дыханьем ледяным Касалась Смерть сама. Не в саване явилась Смерть На лунном скакуне — Палач с мешком прошел тайком В зловещей тишине: Ему веревки и доски Достаточно вполне.

* * *

Как тот, кто, падая, бредет По зыбким топям зла, Мы шли, молитвы позабыв, Сквозь муки без числа. И в сердце каждого из нас Надежда умерла. Но правосудие, как Смерть, Идет своим путем, Для всех времен людской закон С пощадой незнаком: Всех — слабых, сильных — топчет он Тяжелым сапогом. Поток минут часы сомнут На гибель и позор, Восьмой удар как страшный дар, Как смертный приговор: Не избежит своей судьбы Ни праведник, ни вор. И оставалось только ждать, Что знак нам будет дан, Мы смолкли, словно берега, Одетые в туман, Но в каждом сердце глухо бил Безумец в барабан.

* * *

Внезапно тишину прервал Протяжный мерный бой, И в тот же миг бессильный крик Пронесся над тюрьмой, Как заунывный стон болот, Как прокаженных вой. Порой фантазия в тюрьме Рождает смертный страх: Уже намылена петля У палача в руках, И обрывает хриплый стон' Молитву на устах. Мне так знаком предсмертный хрип, На части рвущий рот, Знаком у горла вставший ком, Знаком кровавый пот: Кто много жизней получил, Тот много раз умрет.