Ворону не к лицу кимоно
Шрифт:
– Что Вы, что Вы, как можно, такая честь! Это слишком для меня!
– Что ж, тогда решено. Асэби. Ну, доверить тебе Весенний павильон?
Асэби – теперь это будет ее имя здесь.
Ошеломленная неожиданной удачей, Асэби приняла от придворной дамы ключ на подносе. В тот же момент изысканный аромат внезапно стал сильнее, и ее мысли перескочили на тех, кто был за занавесом.
– Сестрица!
Асэби, выйдя после окончания церемонии приветствия из главного дворца,
– Ах, госпожа Фудзинами! Как я рада, что вы в добром здравии!
– И ты, сестрица! Я и не думала, что доведется встретиться с тобой здесь.
Бросив сопровождающих, Фудзинами радостно подбежала к подруге. Госпоже Фудзинами только минуло двенадцать. Она была одета в темно-лиловое кимоно, совершенно неподходящее к ее невинному личику, мягкие волосы были убраны красным шнурком, завязанным в форме цветка.
Фудзинами тоже внимательно взглянула на Асэби, а потом вздохнула.
– Как же я рада, что мы встретились. Про тебя всегда говорили, что ты вырастешь и станешь красавицей, и я так хотела увидеть твою красоту…
– Мою? – Асэби печально улыбнулась и покачала головой. – Спасибо. Но не стоит, я прекрасно знаю, что выгляжу хуже всех.
В Окагу она постоянно чувствовала, что другие девушки превосходят ее. Но Фудзинами сердито поджала губки.
– Я не льщу тебе. Конечно, и остальные три девушки красивые. – Произнося эти слова, она, наверное, вспомнила только что произошедшее. Восхищенно прикрыв глаза, Фудзинами прошептала, словно охваченная жаром: – По дощатому полу раскинулись узорчатые одежды. Цветы на ткани только что не источали аромат. Словно богини четырех времен года ненадолго спустились к нам с небес…
Она озорно засмеялась и добавила:
– А все равно ты, сестрица, была самая красивая! Ах, вот бы ты и правда могла быть моей старшей сестрой. Как это было бы замечательно!
При этой мысли она расплылась в улыбке, но тут же нахмурилась и посмотрела снизу вверх, будто желая проверить реакцию Асэби.
– Ох, ты такую ужасную вещь сделала. Кажется, Госпожа в лиловом была недовольна.
Асэби склонила голову, не понимая, о чем она.
– Так ведь Госпожа в лиловом одарила меня милостью. Даже имя дала – Асэби! Надо же, какое прекрасное имя мне удалось заполучить!
– Что?! – Фудзинами раскрыла рот. Асэби почувствовала, что молчавшая после выхода из дворца Укоги вздрогнула и сжалась. Что-то не так. Пока девушка озадаченно смотрела на застывшие лица обеих, в спину ей ударил мощный смех.
– Радоваться имени Асэби? Ты и впрямь деревенщина.
Асэби с удивлением оглянулась, и первое, что бросилось ей в глаза, был редкий для женщины рост девушки, которая стояла сзади.
– Госпожа Хамаю из Летнего павильона?
– Можешь называть меня просто Хамаю. Что ж, мы с тобой в одной компании. Будем знакомы. – Хамаю, глухо посмеиваясь,
– «Асэби» пишут иероглифами «дерево, от которого кони пьянеют». А знаешь почему?
Асэби удивленно сказала, что не знает.
– В этих цветах яд. Если глупый конь его съест, тут же опьянеет. Госпожа в лиловом, стало быть, высказала свое недовольство молодым господином.
Асэби не понимала, что Хамаю имеет в виду, и только растерянно оглядывалась. Рядом с недовольным лицом стояла Фудзинами.
– Если хочешь что-то сказать, говори прямо. – И голос, и выражение лица Фудзинами изменились.
– Что, Ваше Высочество? Не нравится, когда оскорбляют любимого братца?
Фудзинами вдруг побледнела, услышав насмешливые слова.
– Госпожа из Летнего павильона, есть вещи, которые можно говорить, и есть те, которые говорить нельзя!
– Ты не должна на меня сердиться. Если хочешь развеяться, поищи кого другого! Впрочем, из «других» осталась только Ее Величество супруга правителя, – рассмеялась Хамаю.
Фудзинами покраснела от злости, но, не сумев ничего ответить, ушла в павильон Глициний.
– Госпожа Фудзинами!
– Оставь ее, Асэби. Девчонка не умеет держать себя в руках. И это дочь правителя? Курам на смех!
Асэби была расстроена и укоризненно посмотрела на Хамаю. Та никак не отреагировала и спокойно оперлась на перила.
– Понимаешь, сын нынешнего правителя – политический враг Госпожи в лиловом. Таким образом она сказала тебе: «Он не выше коня по положению, наверняка опьянится страстью к тебе, так что делай с ним что хочешь». В общем, шутливо подбодрила тебя.
– Не выше коня по положению?
– Это про молодого господина.
Больше не в силах выносить несообразительность Асэби, Укоги сказала низким голосом:
– Госпожа, изредка бывают случаи, когда человека, низкого по происхождению, в поте лица зарабатывающего себе на жизнь, презрительно называют «конем». Это не очень хорошее слово, и люди благородные избегают им пользоваться.
– По-моему, ты на что-то намекаешь. Впрочем, мне все равно. – Хамаю с усмешкой снова повернулась к Асэби. – Но если ты и этого не знаешь, значит, ты совсем наивная простушка.
– Я никогда не покидала моих покоев в Восточном доме.
Вытаращив глаза, Хамаю оторвалась от перил.
– У меня всегда было слабое здоровье… С мужчинами тоже почти не общалась. Да и с нынешним представлением ко двору все решилось так внезапно.
– Что за глупости! Ты, наверное, шутишь.
– Я говорю правду.
Укоги, которой, видимо, не понравилась реакция Хамаю, холодно заметила:
– Госпожу с детства растили так, чтобы она не подвергалась воздействию открытого воздуха. Она выходила только в основную усадьбу или в ближайшие горы, чтобы полюбоваться сакурой.