Ворошиловский стрелок (Будет немножко больно, Женщина по средам)

Пронин Виктор Алексеевич

— Мне еще нет двадцати.

— Но десять лет вам есть? — Смоковницын стал заметно раздражительнее.

— Десять есть, — ответила Катя.

— Сколько лет вы знаете Бориса? Как давно с ним лично знакомы?

— Несколько месяцев. Он в прошлом году купил квартиру в соседнем доме. Если вы с ними встречались… Если о них везде хорошее мнение… То, наверное, вы все это знаете…

— О, милая девушка! — воскликнул Смоковницын, но Катя чутко уловила раздраженность. — Если бы вы только знали, как много мне известно! Таким образом, я делаю вывод… Вы

знакомы с Борисом Чуханиным с прошлого года. Верно?

— Да… Но сказать, что я с ним знакома с прошлого года, будет неправильно… Я только знала с прошлого года о том, что он живет в соседнем дворе. Или в соседнем доме, как вам будет угодно. А знакома с ним не была.

— Эти подробности не столь важны, — пробормотал Смоковницын, перелистывая тощую папку. — Главное мы уяснили — к тому вечеру вы уже были знакомы, и достаточно давно. Некоторым такого знакомства вполне хватает для замужества. Двинемся дальше… Вопрос такой… Вы часто бывали в той квартире, в которой, как вы утверждаете, над вами совершили насилие?

— Я этого не утверждаю.

— Как? — удивился Смоковницын, готовый обрадоваться столь неожиданному повороту.

— Это утверждают документы, которые лежат перед вами. И еще одно… Насилие и изнасилование… Это ведь разные вещи?

— О! — восхищенно воскликнул Смоковницын. — Вы очень тонко чувствуете слово. Вам надо поступать на юридическую специальность.

— Спасибо. И еще я хочу добавить… Насильники сами признались в том, что они сделали.

— Не будем об этом… Когда в дверь начинают стрелять, в чем угодно признаешься… Они все побывали здесь, в этом кабинете, с каждым из них я имел подробную беседу… Их показания подшиты в этой вот папке… Должен вам сказать, они были весьма откровенны, убедительны…

— И произвели хорошее впечатление?

— Вы часто бывали в квартире, где, по вашему утверждению, вас изнасиловали? — жестко спросил Смоковницын в ответ на укол, который позволила себе Катя.

— Вы так часто повторяете это слово… будто это доставляет вам удовольствие, — негромко проговорила Катя. Она понимала, что ее слова можно истолковать как вызов, как дерзость, но не могла сдержать себя.

— Удовольствие сомнительное. Называть вещи своими именами — моя служебная обязанность. И мне не хотелось бы, чтобы когда-нибудь на вас свалились подобные обязанности. Как бы вы сами ни называли случившееся, как это ни называли другие участники…

— Они всего лишь участники?

— Виновными их может назвать только суд. Даже не я. Суд. Если, конечно, он состоится. Если найдутся основания передавать в суд все эти бумаги, — Смоковницын с легкой небрежностью сдвинул серую папку на край стола.

— Вы таких оснований не видите?

— Мне поручено разобраться. — Смоковницын был неуязвим для таких вопросов. За десятилетия своей работы он прекрасно освоил науку отвечать не отвечая, настаивать не настаивая, отрицать не отрицая. Все многократно выверенные слова были у него наготове, и он произносил их, не задумываясь. — Мне поручено разобраться, милая девушка.

Что я и делаю в меру своих сил. Я почувствовал ваш упрек в том, что поговорил с ребятами… Но я не могу делать выводы, выслушав только одну сторону… Вы согласны?

— Конечно.

— Итак, я снова вынужден вернуться к вопросу… Часто ли вы бывали на квартире Чуханова?

— Я там не была до того вечера.

— Что пили, когда вас пригласили войти?

— Шампанское.

— Щедро… По нынешним временам шампанское пьют не часто. Было весело?

— Нет.

— Грустно?

— И грустно не было.

— Случаются и такие праздники, — понимающе кивнул Смоковницын.

— Это не было праздником, — поправила Катя. — Они затащили меня в квартиру, я не собиралась к ним идти.

— Простите, но в этой папке есть показания соседей, которые утверждают нечто противоположное. Они утверждают, что вы вошли в подъезд, поднялись на второй этаж, зашли в квартиру без всяких усилий со стороны ребят. С улыбкой на лице.

— И что же из этого следует? — спросила Катя, исподлобья глядя на следователя.

— Если позволите, могу поделиться своими соображениями. Из этого следует, как мне кажется, то, что вы посещаете эту квартиру не первый раз. Вы вошли туда с удовольствием, отлично сознавая, что вас там ждет.

— И что же меня там, по-вашему, ожидало?

— Вы сами сказали — шампанское, мужское общество, неплохое общество… Преуспевающий бизнесмен с отдельной квартирой, красавец-студент, друг детства… Кстати, сын высокопоставленного человека, влиятельного, состоятельного…

— Полковника милиции? — уточнила Катя.

— Да, он работает в городском управлении внутренних дел, его звание — полковник. Вы совершенно правы. А перечислял я их всех, чтобы подвести к мысли, которая, уверен, вас посещала не один раз…

— Что же это за мысль такая интересная?

— Она не столько интересная, сколько расчетливая… Любой из этих парней мог бы осчастливить вас на всю оставшуюся жизнь. Ведь ваш возраст сейчас — это возраст поисков и находок.

— Простите, — звенящим прерывающимся голосом сказала Катя, — уж если вы так любите все называть своими именами… Я их всех изнасиловала или они меня?

— Вам не откажешь в остроумии, — рассмеялся Смоковницын и, достав комок носового платка, приложил его к одному глазу, потом к другому. — Но отвечу — пытаюсь выяснить. Следователь не имеет права подходить к делу с заранее известным ответом, с готовым решением.

— Но если вы сомневаетесь в том, что произошло… В искренности моего заявления… Тогда скажите — зачем мне все это?

— Ну, — разочарованно протянул Смоковницын. — Это очень простой вопрос, и все ответы очевидны. Возможно, вы хотите получить от них деньги, откупные, так сказать. Возможно, в вашей юной головке созрел коварный план получить квартиру… А там, кто его знает, не исключено, что кто-то из них дрогнет и в отчаянии женится на вас, а?

— Вы думаете, что на мне можно жениться только от отчаяния?