Ворота из слоновой кости
Шрифт:
– А как себя чувствуете? – задал новый вопрос Сулимов.
Кононов неопределенно повел головой:
– Да вроде, как обычно. Все системы функционируют нормально.
– Вот и отлично, – сказал Сулимов и бросил взгляд на Иванова. Тот по-прежнему сидел у стола, чуть наклонив голову, и рубашка его была традиционно измята. Между прочим, вновь отметил Кононов, все та же рубашка, что и в тот день, когда он, Кононов, впервые забрался под этот «лукасовский» колпак. – Мы ввели вам один препарат, очень эффективный. Надо еще немного посидеть.
«Ага, вот потому-то я, наверное, и не дергаюсь, – сообразил Кононов. – Антишоковый укольчик, все продумано. Да, фирма веники не вяжет...»
Никакого воздействия выпитого
– Значит, вы были со мной не совсем искренни, Сергей Александрович, – негромко и спокойно произнес Кононов, подняв глаза на Сулимова, продолжавшего неподвижно стоять в двух шагах от кресла. – Значит, все-таки есть способ вернуться? Подозреваю, что машинка изначально так и была запрограммирована. Закинули удочку в речку времени, а в заранее намеченный момент – хоп! – и подсекли. И выдернули меня из прошлого. Я правильно разобрался в ситуации, Сергей Александрович?
Сулимов, не ответив, направился к столу (безмолвствующий Иванов теперь индифферентно созерцал пространство перед собой – или дальнюю стену с закрытой дверью, обитой чем-то вроде коричневого допотопного дерматина); прихватив черное креслице на колесиках, какие в ходу у компьютерщиков, дон Корлеоне покатил его по бежевому линолеуму к дроидоподобному агрегату, в котором покоился Кононов. Эмоции у хрононавта по-прежнему отсутствовали.
Развернув свое креслице «тылом» к Кононову, Сулимов оседлал его задом наперед, сложил руки на выгнутой спинке и начал говорить, глядя чуть мимо Кононова, медленно и с расстановкой, словно тоже находясь под воздействием препарата, нейтрализующего эмоции:
– Когда я сказал: «С возвращением, Андрей Николаевич», – то имел в виду не ваше возвращение из прошлого... а ваше возвращение к реальности. Той самой, объективной, данной нам, как сформулировал классик, в ощущениях, отображающейся нашими ощущениями и существующей независимо от них. Понимаете, Андрей Николаевич?
Голова у Кононова по-прежнему была свежей, словно он только что, хорошо выспавшись, совершил утреннюю пробежку по зеленому июньскому парку, переполненному кислородом, и мысли были четкими, не ускользали полутенями, – но ему все-таки понадобилось некоторое время для того, чтобы осознать смысл произнесенных Сулимовым слов.
– Возвращение к реальности... – повторил он сказанное Сулимовым, невольно прислушиваясь к себе, вслушиваясь в себя, уже полностью понимая содержание только что прозвучавшей информации. Ни гнева, ни радости, ни печали он не испытывал. – Выходит, до этого я в реальности как бы не присутствовал, – он не спрашивал, он констатировал.
– Совершенно верно, – подтвердил Сулимов, подкрепляя свои слова кивком. – Исходя из вполне объяснимых соображений, мы не совсем точно объяснили вам назначение этого комплекса, – дон Корлеоне дугообразным движением руки обвел дроидоподобную установку. – Это не просто аппаратура для анализа деятельности головного мозга. Скажу просто, не злоупотребляя специальными терминами – вы же гуманитарий: на основе ваших воспоминаний, той информации, что хранится в вашей памяти, она создала виртуальную реальность – вам, безусловно, этот термин знаком, – в которой вы, Андрей Николаевич, и пребывали в течение трех с половиной часов. Там, где воспоминаний ваших не хватало, о Кишиневе, например, или о Душанбе – вам ведь в действительности не приходилось бывать в тех краях, – вводилась дополнительная информация. В общем, тут много чего намешано, Андрей Николаевич... Такой у нас суперагрегат... И получилось все точь-в-точь как в фантастических фильмушках среднего пошиба. В виртуалке вы были, Андрей Николаевич, а не в прошлом.
– В виртуалке... – эхом отозвался Кононов. Ему не хотелось
«Не плакать, не смеяться, а только понимать», – без труда всплыли в памяти слова Спинозы – из университетского курса по истории философии. Он и не собирался заниматься ни тем, ни другим – не было у него такой потребности. А вот что касается понимания... Что ж, все было вполне понятно. .Есть «фантастические фильмушки», персонажи которых переживают кучу «приключениев» в виртуальной реальности, не вставая при этом с кресла возле собственного компьютера, – а есть вполне реальная отечественная аппаратура, реальная аппаратура, создающая эту самую виртуальную реальность. Аппаратура, сработанная на каком-нибудь Челябинском тракторном или Красноярском экскаваторном, изделие «ЁКЛМН-5» или что-нибудь в этом роде. Ни в каком прошлом он не был, а торчал себе в этом кресле, проживая мнимую жизнь. Год, целый год мнимой жизни.
Да, все понятно и объяснимо, а если и есть кое-какие вопросы, то Сулимов, возможно, ответит на них, прольет, так сказать, свет...
Правда, теперь, после очень интересной и неожиданной информации руководителя седьмого отдела, имеет полное право на существование такое вот предположение: он, Кононов, и сейчас, в данный момент, продолжает находиться все в той же виртуальной реальности. В виртуалке. В виртуалочке...
Впрочем, Кононов тут же решил на этой мысли не зацикливаться; он подозревал, что в противном случае, впоследствии, после прекращения действия укола, у него могут возникнуть очень серьезные проблемы с головой.
Получалось, что хитроумный и многомудрый Сулимов со товарищи направили его, Кононова, в те самые гомеровские ворота из слоновой кости, из которых приходят в мир ложные сны. И он, оказавшись за этими воротами, погрузился в ложный, иллюзорный мир, сотканный из его собственных воспоминаний. Плюс, как только что сказал ушлый «дон», дополнительная информация... Что и говорить, сделали его капитально, на все сто, а то и на двести. Ему тут же вспомнилось заявление редакции «Комсомольской правды» времен перестройки; тогда «Комсомолка» чуть ли не в каждом номере десятками публиковала информацию разных кооперативов и частных лиц. В том заявлении журналисты отказывались впредь допускать на газетные страницы такого рода информацию. А дело было в том, что одна фирма, предлагавшая гражданам высылать деньги в обмен на какие-то там то ли товары, то ли услуги, называлась как-то не по-русски: «Лабеан». «Лабеан» – так и было пропечатано в газете. Крупными буквами, вместе с указанием почтового индекса, города, номера абонентского ящика и расчетного банковского счета, куда граждане должны были перечислить свои кровные. Кто-то из «комсомольских» газетчиков догадался-таки прочитать это название справа налево...
Сулимов тоже сделал ему, Кононову, этот самый «лабеан». Вместо прошлого опустил в виртуалку...
– Значит, в виртуалке, – как старательный попугай повторил Кононов и слабо улыбнулся. Иванов теперь тоже смотрел на него. – Хорошая была виртуалка, содержательная... А зачем вы меня в нее засунули-то? Проверка на профпригодность? Вернее, на лояльность?
Дон Корлеоне слегка развел руками:
– Без этого никак нельзя, Андрей Николаевич. Не в Люберцы же на электричке мы вас собирались послать, туда и обратно, а в прошлое – и навсегда.
– Почему же это – навсегда? – спокойно возразил Кононов. – У этого аппаратика есть ведь и обратный ход.
– Обратный ход – это наша придумка, Андрей Николаевич. Наша виртуальная реальность – в определенной степени игра, и мы задавали кое-какие условия. В том числе и насчет «аппаратика». В действительности-то он без реверса, нет у него никакого обратного хода; это уж мы немножко пофантазировали насчет его «оживания» и возможности возвращения. Одноразовый он, наш аппаратик, Андрей Николаевич. Как шприц...