Воровка чар (Дилогия)
Шрифт:
Парень сделал несколько шагов, наверняка намереваясь всего лишь сунуть нос в мир мертвых и потом рассказывать таким же олухам страшную историю о собственной храбрости. Но мертвяки, оказались гостеприимными хозяевами, и парнишка исчез так же, как и все остальные, оставив позади горестный вопль сестры.
— Кули, нет! Кули…
Она больше не думала. Страх ослепляет, особенно страх не за себя, а за того, кто дорог. Вряд ли Оле соображала, что делала, она просто бросилась следом, чтобы так же растаять в туманной дымке,
— Айка, постой, — Рион положил мне руку на плечо, останавливая.
— Что?
— Я не знаю, как сказать… — он замялся.
— Тогда не говори, — я снова повернулась к тропе.
— Айка, что-то тут неправильно.
— Что?
— Да, не знаю я, — Рион запустил пятерню в волосы. — В том-то и дело, иначе уже давно бы сказал.
— С кем неправильно? Со мной и Витом? Михеем? Кишинтом? Этими приблудными девками?
— С тобой и солдатами,— выдал он и криво улыбнулся.
— Правда, что ли? И что там с солдатами?
— Айка, когда мы их встретили, кажется, я видел что-то или слышал… Что-то неправильное, но тогда, — Рион махнул рукой.
— Тогда ты был не в себе.
— Точно. И теперь это воспоминание вертится, как забытое слово на языке, но ухватить его я не могу, только чувствую неправильность. Вот,— он растерянно развел руками.
— Ага, — не зная, что еще сказать, согласилась я.
Ничего путного, что можно было сказать одновременно про меня и солдат, которых я видела второй раз в жизни, на ум не приходило.
— Будь осторожна, — напутствовал меня Рион.
— Как все… — я пошла по тропе, начала говорить в привычном мире, а закончила в другом: — … гда.
Черная ночь сменилась белым днем настолько резко, что в первый миг показалось, что я ослепла. Зажмурилась, взмахнула хвостом, об кого-то споткнулась, потерла глаза…
Сквозь яркий белый свет стали проступать очертания, немного нечеткие, словно размытые. Так бывает, когда долго смотришь на солнце, весь мир растворяется в его свете, а ты трешь и трешь глаза, хотя знаешь, что будет только хуже, и надо просто остановиться.
Сидя на земле, тихо причитала Оле, любопытный Кули на этот раз крепко держался за ее подол и, громко икая, оглядывался. Я тоже едва не заикала, да что там, едва не заорала в голос.
Этот другой мир был другим. И мы в нем другие. Оле больше всего походила на… на выцветший гобелен.
Каштановые волосы девушки стали белесыми, кожа полупрозрачной, одежда словно подернулась пылью, что лежала у нас под ногами. Много-много пыли…
— Хоть и не по своей воле, но прошли мы путем нечисти. Рэг нам этого не простит, — похоронным голосом проговорил Орир, разглядывая бледные руки так, словно не понимал, откуда они у него взялись.
Я подняла голову, готовая увидеть в мире мертвых все, что угодно — от армии мертвецов, до дасу, жующего листья толокнянки. Мир не был белым, он был серым. Пепельным. Прямая,
— Теперь мы прокляты, — высказался Тиш.
Солдаты походили на призраков воинов, павших в бою за своего короля. Даже их плащи казались выбеленными на солнце костями.
— Хватить нести ересь! — рявкнул белолицый Киш. — Рэг вам не милосердная дева, чтобы всех прощать. Он воин, как и вы. И сам ходил этими дорогами.
— Чтобы уничтожать нечисть! — вскрикнул Тиш, выхватывая меч и разворачиваясь к притворе…
К русоволосой девушке, что стояла чуть в стороне и мягко улыбалась. Ее кожа казалась теплой и живой, глаза приобрели медовый оттенок, пропали клыки, губы сровнялись по цвету с цветами яблони, что распускаются каждую весну.
Мечник замер. За спиной тихо охнул Рион.
— Этот мир мертв? — спросил у проводницы Вит, тени на его лице залегли так глубоко, что казалось, с ней разговаривает череп, Мира все еще цеплялась за его одежду.
Руки ей, что ли, отрубить? Я снова почувствовала голод. Или сумку с провизией отобрать?
— Да,— ответила притвора, — и давно. Если не хотим стать его частью, стоит поторопиться.
Даже голос ее стал больше походить на девичий, словно в нашем мире она была наброском, наскоро нарисованным мелом, здесь же стала сама собой. Молодой женщиной чуть постарше Миры.
С тихим щелчком Михей разрядил арбалет и откинул его за спину, Грес с сожалением отбросил потухший факел. Тот упал, подняв в воздух серую невесомую пыль, которая, словно снег, укрывала дорогу и наши ноги по щиколотки.
Я принюхалась.
— Это прах, — пояснила проводница. — В этом мире любая плоть превращается в прах.
— Кроме твоей? — поинтересовался Рэйвен, который выглядел лучше всех, возможно, дело в седине, или в чем еще, но он казался всего лишь немного нездоровым.
— Кроме моей, — не стала отпираться притвора и спросила: — Очухались? Тогда поднимите эту плаксу, если она, конечно, не решила врасти в дорогу.
Оле вскочила, как ужаленная. Зато разревелся Кули, совсем, как обычный ребенок.
— За мной, след в след. Для людей здесь времени или слишком мало или слишком много. Если кто-то отстанет, возвращаться не будем.
— Говори за себя, тварь, — выругался похожий на несвежий труп Тиш.
— Хорошо. Я возвращаться не буду, — согласилась она уже на ходу, бросая взгляды из стороны в сторону, на туман, на проступающие сквозь него силуэты деревьев, белесые, словно высушенные на солнце коряги. Изломанные и мертвые. — И те, кто хочет жить, тоже. Смертники могут идти лесом, — она указала вбок. — По своему разумению. Остальные — бегом марш.