Воровка чар (Дилогия)
Шрифт:
Люди верят, что если унести приставшую к одежде нитку, то Мара придет в твой дом. К сети привязывают колокольчики, для предупреждения. Объяснять деревенским, насколько глупо держать под боком рассадник нежити, да еще и заботиться о его сохранности, бесполезно. Сожгли бы, и все дела, так нет, ходят колокольчики привязывают, осторожно так, чтобы ни пушинки не утащить.
— Мне было десять, когда из дома валяльщика изгнали шишимору, и в подлеске у Солодков появилась нитяная конструкция, — стала рассказывать я парням и, не удержавшись, хихикнула. — Все лето развлекалась тем, что отрезала кусочки подлинней и
— Ты совсем того, да? — жалобно спросил Михей, наверное, представляя себя на месте моих односельчан.
— Пить меньше надо, — отрезал маг. — Тогда ни шмары являться, ни вещи ломаться не будут.
В чем-то Рион был прав, а в чем-то нет. Поскольку с этой нежитью селяне вполне справляются собственными силами, не вызывая магов и не платя серебром. Чаровники же давно отнесли существование Мары в разряд слухов и деревенских баек. Может и так, но бабушка всегда говорила, что много чего в этом мире существует, независимо от нашей веры или неверия.
Сети кончились на опушке, в последний раз звякнув колокольчиками, перерезанная нить упала на землю.Михей за спиной шумно дышал. Тяжело, когда рушится то, во что ты верил годами, мозги не сразу встают на место, по себе знаю.
— Мара просто так по лесу не ходит. Поблизости жилье, из которого ее изгнали, — сказала я.
— На карте ничего нет, — покачал головой Рион. — Чтобы здесь поселиться, надо совсем с головой не дружить, именно таким ваша шмара — лучшее соседство, вместе будут чертей гонять.
Подлесок тонул в молочно-белой дымке. Деревья росли тоненькие, робкие, мелко шевелящие красноватыми листьями. Поднявшийся ветерок беззвучно пробежался по реденьким макушкам и затих, запутавшись в переплетении веток. Тишина давила, словно отсутствие звуков имело вес. Не кричали птицы, не шуршала трава, не юркало мелкое зверье, и даже хвоя под нашими ногами ломалась и продавливалась беззвучно. Полная тишина.
Лес обрывался на холме, который огибала накатанная телегами дорога. Извиваясь, она вела к черным домам. Людское поселение. Вернее, было таковым раньше. Частокол смотрел в небо потемневшими от времени срезами, над воротами, за которыми прятались избы, грязной тряпкой висел черно-белый стяг.
В селе хозяйничала проказа!
Рион выругался, Стрелок опустил арбалет. Против болезни оружие не поможет. Мерин мотнул башкой и ткнулся парню в плечо. Я погладила Облачко. Чаровник торопливо достал карту.
— Если пойдем на восток через лес, рано или поздно выйдем на Старый тракт, правда, дальше от Велижа, чем хотели, — маг провел пальцем по засаленной бумаге. — Можно взять севернее и свернуть позднее, пройдем почти, как намеревались. Но заденем край Лихих болот.
— Но нам все равно придется пройти через это, — Михей не отрывал взгляда от хутора.
— Мы не можем повернуть назад, — резонно ответил маг. — Пройдем вдоль огородов, — он указал налево, — или мимо вон тех сараев, — кивнул вправо.
— Чем короче,
— Тогда огороды, — парень сложил карту и выдохнул.
Я видела, как ему на самом деле не хочется туда идти. И понимала. Проказа заразна и неизлечима, люди от нее гниют заживо. Но передавалась она через прикосновения — либо к самому больному, либо к его вещам. Я спрятала руки в карманы, поводья натянулись, лошадь качнула головой.
Хутор оказался большим, но огороженным лишь частично. Частокол, поначалу возвышавшийся над моей головой чуть ли не на локоть, через сотню шагов едва достигал макушки, а еще через две сотни сошел на нет. С той стороны хутора нападения не ждали, только со стороны леса.
Огороды все тянулись и тянулись. На некоторых стояли пугала в расползающейся одежде и сгнившими тыквенными головами, на других картофельная ботва уже успела пожелтеть и сложить стебли. Убирать урожай было некому. И это было странно. Проказа — не чума, она не способна выкосить город за сезон, проказа подбирается неспешно, тихо и, на первый взгляд, почти незаметно. Она разъедает кожу, мышцы, внутренности, но в большинстве своем оставляет человеку разум. Она жестока, но не стремительна. И, тем не менее, огороды зарастали лебедой, кабачки гнили на грядках, ветки ломились от поспевших яблок. Несколько человек заболели, а остальные, что — разбежались?
Солнце поднялось высоко, туман стал отступать. Со стороны домов не доносилось ни звука, скотина молчала, люди не появлялись.
— Как на погосте, — поежился Михей.
«Так и есть», — хотелось сказать мне, но сухие губы словно склеились. Слова стрелка оказались пророческими. Последний надел остался позади, и мы уже выдохнули с облегчением, когда…
— Смотрите, — нахмурился Рион, указывая рукой вперед.
Сперва я даже не поняла, на что, заметила только мух. Целый рой насекомых, облепивших что-то непонятное. Большое и корявое. Неподвижное, но из-за копошащихся мух казалось, что оно живое, что оно сейчас неловко шевельнется и встанет. Рион зажал рукой рот, а Михей не выдержал и, подняв арбалет, нажал на спуск. Не знаю, зачем, думаю, стрелок и сам этого не знал. Болт ушел в кучу, мухи взлетели, словно облако, состоящее из черных жужжащих точек.
— Эол, — маг сглотнул, а я вдруг почувствовала острый позыв тошноты.
В траве лежал отряд, с десяток или больше мужчин в полной амуниции и при оружии, некоторые не успели даже слезть с коней, так и умерли верхом, повалившись в траву вместе с животными. И это проказа? Ищите дураков, что в это поверят.
Целый разъезд! Ни на одном нет и следа болезни. Да, что же тут случилось?
— Почему они в красном? — спросил стрелок.
Риона вырвало. Почувствовав, как к горлу поступают остатки завтрака, я отвернулась
— И почему на гербах …
— Заткнись, Михей, — маг выпрямился. — Какого дасу мы пошли здесь?
— Думаешь, с другой стороны лучше? — пробормотала я, хотя еще секунду назад сама хотела задать этот же вопрос.
— Уходим, — прокашлявшись, сказал маг и, схватившись за поводья мерина, побежал вперед.
Никто больше не задавал вопросов. Мы просто убегали, пока еще упорядочено, без паники, попеременно оглядываясь на покойников, на которых снова опускались мухи, покрывая живым шевелящимся ковром.