Воровка для двоих
Шрифт:
— Я исправлю то, что он сказал, если это правда. — Салли отпускает Нэнси, оттесняя её от себя, словно прикосновение прикосновение к ней причиняет ему боль. — У меня перед ней должок.
Дирк бросается к Нэнси, обнимает и прижимает её к себе изо всех сил.
— Ты могла мне рассказать… За столько лет…
Нэнси не собирается плакать, сейчас это уже бессмысленно. Он всё знает — наконец между ними больше нет пропасти. Их связь может длиться бесконечно долго, словно все их размолвки были из-за этой лжи. Но их прерывают.
— Я всё понимаю, но… — Салли начинает
Дирк тоже хотел этого — убить Салли — ещё несколько минут назад. И ярость не до конца утихла внутри, но откуда-то приходит острое осознание, что очередная смерть Салли ему не нужна.
Дирк бросается к Аарону и оттаскивает его в сторону от Салли, даже не пытавшегося сопротивляться. Его глаза закрыты, и на мгновение Дирку кажется, что тот мёртв. Но спустя секунду раздаётся смех. Салли смеётся, содрогаясь всем телом и с трудом выговаривая слова:
— Хорошо бьёшь, Аарон. Почти как мой отец, Тот меня тоже не щадил.
Аарон вырывается из захвата Дирка:
— На этот раз ты от меня не сбежишь, ублюдок. Дирк тебя не отпустит, я не позволю.
— Позволишь, если хочешь, чтобы я спас Гордона. Ты ведь не хочешь, чтобы Нэнси — твоя дорогая и любимая Нэнси — тебя возненавидела? Ты же с ума по ней сходишь. Следил за ней постоянно все пять лет. Даже удивительно, как ты раньше не догадался, чем она занималась всё это время. Девчонка тебя сделала, — Салли буквально сгибается пополам в новом приступе смеха.
Его не перебивают, не трогают, пока он сам не затихает. Он поднимается на ноги, сплёвывая на пол кровь.
— Я не ищу вашего прощения, — Салли обращается к Дирку и Нэнси. — Потому не стану извиняться за сделанное. Мы все стали жертвами прошлого. Но я помогу, как и обещал, чтобы и у меня, и у вас было будущее. Если вы сами на это согласитесь. — Салли остаётся стоять на месте, поглядывая на Дирка. — Я могу решить вопрос не только с Гордоном. Профессор собрал много компромата на вас всех. Я почищу всё, что смогу, но гарантировать, что никогда и ничего не всплывёт не могу. И если вы не хотите, чтобы Нэнси сгнила в тюрьме, она должна исчезнуть. Уехать из страны и как можно дальше. Денег я подкину. Из запасов Профессора. Кое-что оставлю себе, остальное переведу туда, куда ты и хотела, Нэнси, больным детям. Твой труд всё же должен быть вознагражден.
— Что взамен? — Аарон поднимается на ноги, вновь сжимая кулаки.
— Сущий пустяк, — усмехается Салли. — Забудьте обо мне. Мы вообще все обо всём забудем — здесь и сейчас. Оставим всё в прошлом. Раз и навсегда. Это всем должно пойти на пользу. Ну а грехи искупим позже. В аду.
— Я… — Нэнси замолкает, не договорив.
Она смотрит на Салли. Грустно и устало. Она понимает, почему он сделал то, что сделал. И вряд ли ей станет легче от его смерти. Ничто не вернёт ей детей. Салли прав, когда говорит, что пора всё оставить в прошлом.
— Точку надо поставить, согласен. Но я повторю: я не собираюсь тебя отпускать ещё раз. — Аарон выхватывает пистолет и направляет на Салли.
Он не сводит взгляда с того, кого ненавидит
— Подумай о последствиях…
Аарон жмёт на спусковой крючок, как никогда уверенный в том, что всё делает правильно. В этой истории больше не должно быть многоточий. Только жирная точка.
Эпилог
— Мария, принеси полотенце и горячей воды! — Темнокожая женщина не понимает, что ей говорят. Поэтому остаётся стоять на месте в углу небольшого деревянного домика. — Мария, мы учили слова. По-ло-тен-це! По-ло-тен-це!
— Не кричи, чужеземка…. — Бартолео приподнимается над матрасом, утирая со лба капли пота. Что-то говорит Марии на местном языке, и та сразу выбегает из домика. — Ничего нельзя решить криком, чужеземка.
Нэнси приходится приложить усилия, чтобы успокоиться и помочь Бартолео. Ведь та права.
Здесь — в части мира, отдалённой от привычной цивилизации и родной страны, Нэнси не часто встречала тех, кто относился к ней с пониманием и добротой. Она чужестранка. Белая. Ей не раз пришлось сталкиваться с непониманием, подозрительностью и даже жестокостью. С Нэнси даже дрались, ревнуя к ней своих мужчин. соперничество за собственных мужчин.
Нэнси приехала сюда около полугода назад — по программе помощи и поддержки. И с большим трудом привыкала к местным обычаям, языку и людям. Она чувствовала себя чужой и часто ловила на мысли, что ей стоит уехать обратно. Но на новом месте её удерживала Бартолео. И её беременность.
Бартолео не рассказывала свою историю, по крайней мере — не целиком. Нэнси собирала информацию по крупицам, порой просто наблюдая или даже подглядывая за Бартолео. Та была не похожа на остальных. Хотя и делала всё то же самое, что и другие женщины. Вела хозяйство, ухаживала за стариками и детьми. Но движения её были медленнее, чем у девушек её возраста, а сердце открыто для нового.
— Я хотела сбежать из деревни, от родителей и подобной жизни. Сюда и раньше приезжали добровольцы. С медицинской или гуманитарной помощью. Меня учили языку. Я быстро всё схватывала, я умная и настойчивая. Как-то раз приехал Лео. Мы много времени проводили вместе. Но всё когда-то заканчивается, и он уехал. Мне безумно хотелось к нему. Я была влюблена в его жизнь за пределами этой деревни. Но когда я озвучила подобное в общине, они приняли другое решение…
О дальнейших событиях Бартолео молчала. Нэнси догадалась, что беременность стала итогом того, с чем она не была согласна. Даже если выдали замуж — это всё равно было насилием. Аборт сделать было негде, и Бартолео лишилась шанса на то, чтобы попробовать изменить свою жизнь. Нэнси не давила на подругу, понимая, что та не хочет обсуждать случившееся. Просто была рядом, у спев искренне полюбить эту необычную и сильную девушку. И её пока нерождённого ребёнка тоже. Бартолео разрешала ей класть ладонь себе на живот, и Нэнси обожала моменты, когда ощущала, как малыш пинается изнутри.