Воровской ход
Шрифт:
– Кто ты по жизни, Бивак? Домой вернешься, что делать будешь?
– Ну, в дальнобоях я, сегодня здесь, завтра там…
– Нормальное дело. Только непонятно, зачем ты против меня впрягся? – едко усмехнулся Егор.
Это здесь Бивак смог поставить себя во главе лагерной банды. Здесь за ним какая-никакая сила, а на воле он – никто. Зато у воров, которые выдвинули Егора, имеется реальная власть, как по ту сторону колючки, так и по эту. А если эта власть усилена еще и бандитскими бригадами… Осознает Бивак свою уязвимость, и от этого страшно
– Извини! – опустив голову, вздохнул вожак бакланьей стаи.
– А смысл? Завтра тебе «кум» отмашку даст, и ты нож мне в спину всадишь.
– Дело не в «куме»… Он отмашку Лазарю дал. Лазарь со своими должен был тебя сделать. А у меня должок перед ним…
– Значит, меня козлам сдали, а не бакланам?
– Ну да, козлам… А мы не бакланы, – нахмурился Бивак.
– Бакланы! Потому что с козлами в одну дуду дуете…
– Ну, не в одну…
– И на «промке» запрягаетесь… Потому что бакланы…
Егор не имел ничего против трудовой повинности, но раз уж он назвался груздем, то должен жить в отрицании лагерных порядков. Вор не должен работать, и точка!.. А остальные пусть вкалывают, он не против…
– Пока воровской ход не примете, так и останетесь бакланами.
– Ну, мы, в общем-то, по понятиям живем…
– В общем-то… – передразнил Егор. – По закону всегда жить надо. Всегда и во всем… Воры меня на положение поставили. А ты поможешь мне утвердиться. И деньги на «общак» поможешь принять.
– Деньги? – В глазах у Бивака вспыхнули алчные огоньки.
– Бандитские деньги, – кивнул Егор. – На воровской «общак».
– Ну, дело святое… Помогу… И на положение встанешь… Все будет!
Егор почему-то в том не сомневался. Он и сам смог выдержать удар, и братва его крепко поддержала. Опять же, Леон зашлет «грев» на зону. А «общак» – это такой же символ воровской власти, как скипетр в руках короля…
Глава 13
Не все, далеко не все возвращается на круги своя, но чудеса все-таки случаются. Леон снова вернулся в ее постель. Не часто к ней заглядывает, но иногда бывает.
– Хорошо с тобой, – глядя в потолок, сказал Леон.
– Я стараюсь, – нежно улыбнулась Ника.
– Стараешься, – кивнул он. – Поэтому и хорошо… Но неуютно.
– Если ты думаешь, что я тут с кем-то…
– Думаю. И ты тут с кем-то… Со мной… За Егора обидно. Он на положение в зоне стал, «смотрящий» теперь, от воров. Ты хоть понимаешь, что это значит?
– Что? – повела бровью Ника.
– А то, что на свободу он может выйти законным вором. В его-то годы…
– Круто!
Вор в законе – это действительно высокий уровень. А Егор такой, он все может, несмотря на свою молодость…
– Ты тоже можешь.
– Законным вором стать?!.. Ну, это вряд ли… Хотя, в принципе, я за воровские законы… И деньги на «общак» загнали. И Егор теперь при деньгах, и ко мне никаких претензий… Каучука тоже
Он мог мечтать о воровской короне, но зачем Нике об этом знать. А может, его беспокоил путь к этой самой короне. Статус-кво в городе вроде бы не изменился, Леон по-прежнему держит все, за исключением Советского района. Куприян вроде бы и объявил ему войну, но в городе все тихо, никто не стреляет. Но и перед бурей бывает затишье, когда листик на дереве даже не вздрогнет. Может, его терзает какое-то недоброе предчувствие? Не жалуется он, но, нет-нет, да и подернется тоской его взгляд.
Леон поднялся, стал молча одеваться и также молча, даже не глянув на Нику, открыл дверь, стремительно переступил через порог и был таков.
А вечером того же дня Ника узнала страшную новость. После визита к ней Леон отправился в Новорудный, там, возле спортзала, его жизнь и оборвалась. Снайперская пуля попала ему точно в голову.
Но и это было еще не все. К спортзалу, к месту гибели своего босса, съехались леоновские бригадиры. Там их всех одним махом и положили. Уцелел только Беляк, но не факт, что он выживет с двумя пулями в животе…
Душно в подвале, жарко, но вместе с тем и холодно. Снаружи жарко, а изнутри холодно. Третья неделя на исходе, как Валек здесь. Мирон уже окочурился от голода, его позавчера подняли и вынесли в лес. Там и похоронили. Валька тоже хотели взять с собой, чтобы он яму для друга вырыл, но решили не трогать. Какой от него толк, если он лопату в руках не удержит. Предложили закопать его в одной с Мироном яме, но решили не брать грех на душу. Пусть сначала сдохнет, а потом уже…
Это Леон приговорил их к голодной смерти. Пусть помучаются, сказал, перед смертью… Падла!
Мучиться осталось совсем чуть-чуть. Смерть уже совсем рядом. Если вдруг пойдет дождь, и в подвал из расщелины в кладке побежит вода, Валек даже не сможет напиться.
И сбежать он тоже не сможет. А шансы есть. Со вчерашнего утра в доме тишина. В подвал никто не заглядывает. Ушли все, никого нет. И если поднять крышку люка… Но не поднимет он, и думать нечего.
Во дворе дома послышались чьи-то голоса, и вскоре загрохотало над головой. Крышка люка открылась, в подвал спустился Хомут.
– Валек? Ты, что ли? – выпучился он на него.
Валентин вяло пожал плечами. Он и хотел бы ответить, а толку? Ясно же, что Хомут – его предсмертное видение…
Он закрыл глаза, проваливаясь в обморок. И на самом дне этой пучины увидел Костлявую в балахоне и с косой. Это Смерть пришла за ним. Но почему под черным капюшоном лицо Леона? И почему во лбу у него дырка, из которой на щеку стекает струйка крови?..
Очнулся Валек в больничной палате. Он лежал на койке под капельницей. Вялый, изможденный, но живой. И под врачебным присмотром. Диагноз у него простой – сильнейшее физическое истощение. Но шансы на выздоровление были. Хорошие шансы.