Ворожей Горин – Посмертный вестник
Шрифт:
— Что ж так пафосно-то? Я же пошутил. Нет у меня цели остаток жизни провести за решеткой.
— Я знаю. Но все же еще раз призову тебя отнестись к текущей ситуации с максимальной серьезностью.
— Понимаю. Каковы наши дальнейшие шаги?
— Думаю, ты на сегодня уже все, — сощурив глаза, ответил священник, намекая на мою неспособность собраться и сообразить хоть какое-то мало-мальски весомое чудо. — А раз так, самое время выдвигаться на встречу.
Вопреки моим ожиданиям, наш путь не занял и двадцати минут, и это еще с учетом московских пробок. Нескромный
— Мы на месте, — сообщил он мне и первым выпрыгнул из автомобиля на тротуар.
Я выбрался следом. Собственно, а почему бы информатору Совета не жить в центре столицы? Хотя я почему-то рассчитывал на то, что эта таинственная личность будет обитать где-нибудь за городом в роскошном особняке под охраной отпетых головорезов.
Реальность оказалась еще экстравагантнее. Мы со священником прошли вдоль здания вокзала, лавируя в нескончаемом пассажиропотоке. Глядя на всех этих людей — приезжих, носильщиков, продавцов, таксистов, прочий офисный планктон, коего в этой части города было пруд-пруди — я думал о конспирации мира Ночи. Это сколько же сил и времени потребовалось на то, чтобы у всех на виду спрятать целый мир! Еще труднее было интегрировать его в мир простых людей таким образом, чтобы всем хватало места под солнцем. Ну, или под луной — тут кто какими категориями мыслит. Я невольно восхитился работой Священного Совета. Столько лет, а точнее, веков балансировать на грани войны между миром живых и миром Ночи — это нужно было постараться.
Ход моих мыслей прервал резкий маневр отца Евгения. Обогнув здание вокзала справа налево, мы очутились у его торца. Не самое приятное место столицы, доложу я вам. Бывал я тут несколько раз. Неподалеку ютилась небольшая ночлежка для бездомных, а сами завсегдатаи этого заведения облюбовали этот пятачок в качестве места сбора подаяния. Насколько я знаю, тут же в определенные часы выстраивалась целая очередь за бесплатной горячей пищей, раздаваемой различными волонтерскими организациями. Насколько я знал, ими же, то есть бомжами, прикрывалась и торговля наркотиками. А если учесть, что весь бизнес «на попрошайках» курировался криминалом, смело можно было утверждать, что этот небольшой пятачок у Павелецкого вокзала был неким сосредоточением организованной преступности столицы. Именно тут мой спутник и остановился, выглядывая кого-то среди бездомных.
— Отлично, — вслух сказал священник, разглядев кого-то в толпе.
— Не совсем понимаю, — удивился я такому развитию событий, — ваш информатор как-то связан со всеми этими… эмм, людьми?
— Людьми, людьми, — кивнул мне он, — ты абсолютно прав. Хочешь спрятаться от людей, прячься среди них. Не забывай, Григорий, от сумы и от тюрьмы не застрахован никто.
— Да я, в принципе, не против… — соврал я, глядя на бомжей.
На самом деле я всегда считал подобный образ жизни неким психическим отклонением. Собственно, для бродяжничества в психиатрии действительно есть свой термин — дромомания. Я всегда был уверен, что такие люди делятся на два типа — тех, кто сам выбрал подобный образ жизни (я про так называемых «профессиональных» попрошаек), и тех, кто реально
Из всех представителей вышеуказанного класса мой спутник выбрал самого отвратительного. Уж не знаю, какими критериями руководствовался священник, но если бы мне когда-либо пришлось контактировать с подобными человеческими экземплярами, к этому бродяге я подошел бы в последнюю очередь. Или же вовсе не стал бы к такому обращаться. И дело было даже не в том, как именно выглядел этот странный человек со спутавшимися до состояния естественных дредов волосами и густой бородой с проседью. Не смущала меня и его одежда, в принципе, стандартная для таких людей в данное время года. Подойдя к нему, помимо непередаваемого амбре из перегара, аммиака и бог весть чего еще, я ощутил некую ауру обреченности. Даже не знаю, как описать это чувство. Было ощущение, что этот человек не просто принял свою судьбу такой, какой она на данном этапе была — он всем своим естеством излучал в этот мир безнадегу и отчаяние.
— Здравствуйте, Геворг, — вежливо поздоровался со спящим бездомным отец Евгений, а когда тот приоткрыл один глаз, еще и учтиво поклонился ему.
— Привел-таки… — не спросил, а констатировал факт нищий, открыв уже и второй глаз.
— Здрасте, — скомкано поздоровался я, но кланяться не стал. Много чести для простого бомжа.
Определить возраст собеседника мне никак не удавалось. Под личиной такой запущенности мог скрываться как глубокий старик (собственно, так сейчас и выглядел бродяга), так и средних лет мужчина. Его выдавали глаза. Они были живыми, в них читался неуемный интерес, молодость и одновременно с этим какая-то вековая мудрость. Ни дать ни взять — Гэндальф на минималках.
— И вам, ворожей Горин, не хворать, — прокряхтел старик, сладко зевая и потягиваясь.
Похоже, его вообще никак не коробило ни состояние, в котором он находился, ни тот образ жизни, который он вел. Однако, глядя на его довольную ухмылку, я так и не избавился от чувства гнетущей обреченности. Казалось, это ощущение окутывает старика и каким-то образом касается не его самого, а тех, кто входит в круг его интересов.
К слову, интерес к моей персоне у Геворга точно был. Как минимум, он знал мое имя и кем я являюсь в мире Ночи, а слова «привел-таки…» дали мне понять, что отец Евгений не собирался меня знакомить с этим персонажем.
— Нужно поговорить, — продолжил отец Евгений.
— Кому нужно? — старик хитро прищурился, но глаз от меня не отвел. Ох, чувствовало мое сердце, что старик ждал этой встречи со мной. Или даже жаждал ее. Интересно, чем таким я мог быть ему полезен?
— Нам нужно, — ответил священник.
— Нам или ему?
— Нам, — уверенно ответил священник. — Отойдем?
— А чего же не отойти? Отойдем. Все когда-нибудь отойдем.