Ворожители
Шрифт:
– Вот! – Анастасий отставил ковш. – А теперь извольте рассказать, когда и как начались ваши напасти.
И Георгий, дивясь сам себе, начал обстоятельно описывать всё случившееся с памятного звонка Терлицкого, не забыв ни антикварной лавки, ни больницы, ни бедлама в институте, ни разбитого стекла. История о путешествии на электричке заинтересовала дедов меньше прочего, и лишь разговор дошёл до неё, Ферапонт шевельнул бровями и в обычной своей неброской манере заметил:
– Дальше нишкни.
– Мы с коллегой благодарны за рассказ и не хотим утомлять
– Специально – нет, – на секунду Георгий задумался, но ничего годного на ум не шло. – Не пришлось.
– А вот это более чем странно, дорогой Георгий Игоревич, – серьёзно заметил Анастасий, извлекая запечатанный бумажный пакетик, нож хорошей стали и кусок мела. Добытое старец аккуратно разложил на столе, после чего куль водрузился на прежнее место. – Странно, поскольку события заявляют обратное. Опять же, мы могли бы сами помудрить, но и тут, на счастье, есть специалист.
Приглашать его мы не станем, потому как неотложно отбываем к нему лично, и вы, надеюсь, присоединитесь.
– Вы предлагаете куда-то сейчас пойти? – холодея внутри, уточнил злосчастный антиквар, и его уверили, что предлагают, и именно сейчас.
– Медлить нельзя, Георгий Игоревич. Ни в коем случае. Вдобавок, третий наш сосед может показаться вам личностью любопытной.
– Да куда уж ещё-то… То есть, ничуть не сомневаюсь. Но ведь лодыжка…
– Она очень понадобится вам, чтобы идти, – серьёзно удостоверил Анастасий. – Встаньте-ка!
Вместо того, чтобы протестовать и отнекиваться, Георгий, как заворожённый, сместился набок, опер здоровую руку о край сидения и попробовал подняться. Вышло неожиданно легко. Нога ничуть не ныла и когда на неё осторожно перенесли вес, затем выжались на носки, затем подпрыгнули. Суставы гнулись, мышцы будто бы стали легче и сильнее. Не нашлось и отёка.
– Не болит, – глуповато сообщил горе-этнограф, переводя взгляд с голени на старцев и обратно.
– И превосходно, – терпеливо согласился Анастасий. – Лиха беда начало. Ну, готовы в путь?
– А тот коллега ваш, он, конечно, тоже носит уймищу прозваний? – ни к селу ни к городу предположил Георгий.
– Безусловно! – Анастасий неспешно отправил мел и пакетик в карманы куртки, а кинжал положил точно по центру стола. – Но, учитывая вашу тягу к протоколу, называйте его Серапионом; думаю, это будет уместным.
В это мгновение Ферапонт крутанул нож на столешнице. Клинок завертелся с такой скоростью, что полностью утратил даже намёк на очертания, преобразившись в полупрозрачный, поблескивающий от свечи блин.
– Глядите теперь в самый центр!
Георгий наклонился и посмотрел
– Удача по дороге, – мягко и слышно сказали за спиной. Георгий обернулся и увидел третьего участника невероятной компании, ничуть не жиже, чем первые два.
Живописностью старик обладал особенной: он был тучноват, хоть и ухватист; редкие волосы и широкая борода отдавали в серое. Кустистые брови над пронзительными глазами топорщились.
– Здравствуйте, – проговорил Георгий, не представляя, какую повадку обнаружит его новый визави. Отойти от небывалого путешествия через нож пока не получалось. – Я… тут… проклятия… заклятия…
– Это я уже понял, милый, – ласково отозвался Серапион. – След ясный?
Вопрос, очевидно, адресовался незнамо откуда взявшемуся подле Анастасию, деловито возившемуся со склянками на печном приступке. Анастасий утвердительно кивнул.
– Тогда начнём-почнём, поворотим-согнем, вынем, накинем, потянем, сдвинем, справа укрепим, слева окропим, своей рукой сильной, тороватой, ловкой, жиловатой…
Слова говорились всё быстрее, речь делалась непонятнее, старец иногда переходил на некое и вовсе тарабарское наречие. В такт словам на просторном столе расставлялись подсвечники, зажигались фитили, чёрт знает откуда выуживался лист бумаги и кусок угля, на бумаге рисовались странные символы по углам, а центр забирался в ровный круг…
Пламя свечей разгорелось ярко, тени заплясали по стенам. Речь Серапиона перешла на еле различимое бормотание, руки замелькали. Вдруг приговоры стихли, и трое кудесников (уже трое; когда Феропонт подтянулся-то?) оборотились к Георгию.
– Ты, милый, хорошо помнишь разбитую плашку, какую при покойнике нашёл? – тем же мягким голосом проговорил Серапион.
Георгий попробовал представить себе раздавленные глиняные крошки на ковре, мелкие осколки с эмалевыми линиями – и утвердительно кивнул.
– Вот и думай о ней сейчас. А как будешь думать, повторяй вслух: «Слово говорю, ходу нет».
Попытку задать вопрос пресекли на корню, и Георгий покорно закрыл глаза. Вот он, ковёр посреди комнаты, вот белёсая пыль, оставшаяся от давешней майолики, вот крошечные кусочки со сколами…
– Слово говорю, ходу нет… – неуверенно произнёс антиквар, подозревая, что его только что насильно отрядили в местные шуты. Но никто не захохотал над нелепостью сказанного, ни звука не донеслось из мира, оставшегося по ту сторону опущенных век. Зато глиняная мешанина на полу вдруг пришла в движение. Осколки и крошки стали понемногу сползаться к середине паласа, где валялся самый большой из уцелевших кусков.