Ворожители
Шрифт:
Прямо по ходу преграждал движение вывороченный корень, слева зиял провал, а справа стеной разросся высокий ивняк. Георгий принялся озираться, ища путь, и тут на него из темноты глянули в упор огромные глаза. Кому они принадлежали, разобрать было нельзя. Глаза светились таким же голубоватым светом, что и давешние стволы, и смотрели не мигая; внешние их углы забирали кверху.
Георгий впервые в жизни ощутил, как подступивший крик завяз в горле, не в силах выплеснуться наружу, прерывисто с шумом вдохнул и всё же завопил непосильной для человека трелью, попятился к вётлам и, скорее почувствовав, чем увидев узкую тропку по самому краю обрыва,
За деревьями на просторной поляне виднелся вполне почтенный сруб, тёмный, заскорузлый, обнесённый подобием ограды из нечищеных жердей на столбиках и с высоченным колодезным журавлем. Окна в срубе светились.
– Господи, – проговорил, наконец, кто-то то ли в голове, то ли в груди, – куда же я теперь со всем этим денусь? Что же за напасть такая?
Меж тем вечер пал ещё отнюдь не поздний. Сумерки, конечно, сделались гуще, но кромешной темени, окружавшей минуту назад, не водилось и помина.
Едва держась, Георгий доковылял до массивной двери и постучал. Внутри дома послышалось движение, через короткое время засов лязгнул, и на пороге возник хозяин.
Наружностью вышедший обладал самой исключительной. Высокий и жилистый старик с кипенно-белой бородой и прядями седых волос по плечам заслонял собою весь немалый вход в избу. Куртка из тёмной холстины и просторные штаны скрадывали силуэт; пальцы, лёгшие на дверной косяк, легко измяли бы железный шкворень. Ясные глаза смотрели прямо.
– Выручай, отец! – сказал Георгий, не попадая зуб на зуб и поражаясь собой. То ли живописный вид аборигена, то ли недавнее потрясение выволокло из глубин души столь кисельно-посконный стиль, что самому делалось тошно. – Угодил я у вас в лихое лихо!
– И вам не хворать, милейший, – отозвался старик звучным низким голосом. – Не припомню вас среди родственников. Чем обязан?
Говорил хозяин безупречно, как на академических подмостках давно уже не умеют. Голос рокотал по телу и легко заполнял собою каждую пядь вокруг. И от этого голоса готовая уже лопнуть жила между ключицами у Георгия вдруг ослабла, а в груди разлились тепло и тишина. Спина, однако, оставалась каменной.
– Простите, – связки предательски дёрнулись и решили соскочить на сипение. – Я тут заблудился у вас… И вот, рука…
– Пустое, – отозвался старец, не шелохнувшись. – А рука и впрямь требует участия; да, судя по всему, и не только рука. Милости прошу…
И хозяин подался в черноту проёма, открывая путь.
Глава 2
О ты, погрузившийся в мрак ночи и гибели,
Усилья умерь свои: надел не
…И я был в таком состоянии, что если бы
аль-Мамун мог его себе представить,
он бы, наверное, взлетел, стремясь к нему. [2]
2
Перевод М. А. Салье.
Просторные сени обдали пряным вяжущим запахом, определить который не выходило: тут были и травы, и смола, и что-то вяленое, и ягодное, и чего только ещё ни мешалось, но вместе жило равновесно. Слабость словно бы начала подтаивать, озноб отступил. Георгий левой рукой ухватился за притолоку и, стараясь не тревожить пострадавшую лодыжку, задумал втащить себя волоком внутрь избы. Воплотиться плану не дали: старик ловко подхватил антиквара под здоровый локоть, и через секунду тот сидел уже на крепком деревянном стуле посреди главной залы.
Внутри изба смотрелась не слабее, чем снаружи: белёная, колоссальных размеров печь; потемневшая от времени, но добротная мебель, годами отполированная до блеска; глиняные горшки и медные миски; увесистые чугунки; деревянные ведра с обручами. Чёрный тяжеленный стол был идеально чист. Вопреки ожиданиям, на стенах ничего не висело, зато в углу топорщили бока дерюжные мешки, из которых старец принялся выуживать, бросать в плошку и смешивать какие-то ссохшиеся листики, цветки, кизяки и чёрт знает что ещё. Запахло грибами и старой моравской настойкой. Дед беззвучно шевелил губами.
– Это сейчас выпьете, – констатировал он, ссыпая полученное в объёмистую кружку и заливая его кипятком из забранного с огня чайника. – Это чтобы можно было беседовать.
Питье приземлилось прямо напротив Георгия, а диковинный хозяин тем временем взялся уже за куртку.
– Осторожно вылезайте из левого рукава, – командовал он. – Так, а теперь потихоньку и правый. Аккуратно… Р-раз! Вот и всё.
Снятую одежду моментально освободили от валявшегося в карманах и отправили в глубокую бадью.
– Потом до неё дойдет, – безучастно заметил старец, колдуя над клейким и твердеющим от крови рукавом рубашки. – Там у вас, между прочим, зацепилось сбоку… – Да бог с ней совсем, – лепетал Георгий, не решаясь взглянуть на открывшееся предплечье. – Мне бы в больницу…
– Нда!.. Вы травку пейте, – седая шевелюра перестала заслонять обзор, и самозваный лекарь бесшумно переместился к окну. – В принципе, рукой вашей я мог бы заняться и сам, но сейчас дома сосед, что несравнимо надёжнее. Его, с вашего позволения, и приглашу…
Заваренный сбор оказался сладковатым, но главное – после первого же глотка ушли тошнота и озноб, рассеялась муть в глазах и стали находиться слова.
– Простите, я там на пороге какую-то ересь нёс, – произнёс Георгий, дуя на тёмный густой отвар.
– Не по чем, – сказал хозяин, мягко сводя ладони, словно хлопая в сторону окна. – Я посчитал, вам привычнее наша нынешняя манера изъясняться, но большой разницы тут нет. Сказать по чести, мне не важен не только стиль, но даже и сам язык беседы.