Воры в законе и авторитеты
Шрифт:
Пятиметровая стена делает тюрьму похожей на крепость. Видны три-четыре крыши, вышки, дымит высоченная труба. На входе встречает еще одна предупредительная надпись: «Внимание: при проходе предъявить допуск и сумки для досмотра».
Очередной этап – двое осужденных, конвой – четыре солдата с собакой. Один из зэков – уже старик, в «полосатке», сапогах, одна рука, как положено, за спиной, во второй – синяя сумка, другой арестант – молодой, в очках, в куртке и спортивных штанах. Перед железными зелеными воротами – остановка, осужденные садятся по зэковской привычке на корточки, там, где застала команда, почти в луже. Ждут. Лицо старика навязчиво напоминает лицо покойного Зиновия Гердта...
Солдат с дубинкой командует, осужденные входят в
Как-то не по себе становится от мысли, что для этих двоих путь по мосту – лишь в одну сторону и что уже никогда они не выйдут отсюда. Только вперед ногами. Таков их удел.
Возвращаются на волю только из хозобслуги, и, по их словам, отсидка здесь – очень наглядная школа. Хотя, как говорится, зарекаться – дело дурное. Ну а «бессрочники» надеются, что пересмотрят законодательство. И их кто-то ждет на воле...
Во время карантина прибывших изучают по своим направлениям оперативники, режимники, психологи, а потом, при распределении по камерам, спрашивают, с кем бы хотел сидеть: бывает, многие еще на этапе познакомились. Если нет противопоказаний – просьбы удовлетворяются. Учитываются психологическая совместимость, возраст, наклонности, характер совершенных преступлений. Бывают, что и ссорятся. Тогда их разводят – сначала одного в изолятор, потом – второго. Прошло время – с удовольствием возвращаются в камеру. Но, как правило, штрафной изолятор здесь пустует: желающих сидеть в холоде и без привычной пайки мало.
80 процентов пожизненных имеют психические отклонения. У них высокая так называемая «аутоагрессивная направленность». Двое осужденных после неудачной попытки захвата заложников вынуждены были принять решение покончить жизнь самоубийством – повесились. Отрицательный энергетический потенциал спецконтингента достаточно опасен и может вылиться в агрессивные действия. У пожизненно заключенных нет перспектив хоть на какое-то улучшение условий жизни. Нынешним законодательством и ведомственными актами, нормирующими поведение осужденных, они не предусмотрены. Поэтому обитатели «пятачка» всегда готовы принять решение на побег – при любом, даже внезапно подвернувшемся случае. Тут сидит «бригада» Кима; нет сомнения, что они вынашивают планы объединиться и сорваться отсюда. Или, например, осужденный заявляет между прочим: «Я долго здесь не продержусь!» А что он имеет в виду: протекцию родственника в МВД, который переведет его в другую тюрьму, или побег? Привозят сюда воровские «малявы», но они, как правило, сразу становятся «достоянием» администрации. Впрочем, содержание – общие фразы, к бунту никто еще не подстрекал.
И все же практически 90 процентов заключенных вынашивают планы захвата заложников, не исключено, что и с возможными жертвами, с последующим предоставлением им транспорта, оружия. Поэтому не случайны в среде персонала высказывания о необходимости развития законодательства, в частности, возможности для некоторых заключенных (по усмотрению администрации) перевода лет через 5 – 10 в обычную колонию, свободного перемещения по территории учреждения, естественно, нового.
Впрочем, условия обитания вполне терпимы, если сравнить с переполненными выше всяких человеческих норм московскими, да и питерскими СИЗО. Регулярно кормят. В обед, к примеру, привозят гороховый суп с мясом, перловую кашу, компот. Что, скажем, не каждый россиянин сейчас имеет на каждый день. Сидят по двое – оптимальный вариант. Камеры выкрашены в привычный тюремный цвет, который трудно определить точно: какой-то зеленовато-серый. На пожизненных – коричневая одежда, в которой они похожи на пациентов сельской больницы. Да и на лицах выражение болезненное: то ли стылой злобы, то ли бесконечной тоски. Две койки с синими полотенцами. Свой телевизор на полке, если родственники подсуетились – привезли. Тумбочки. Унитаз. Когда камера отпирается, без команды встают лицом к стене, причем не менее чем на шаг от нее, ноги на ширине плеч, руки тоже на стене с вывернутыми наружу ладонями –
Иллюзий здесь никто не испытывает. До тех, кто приходит сюда служить, доводят, что сидят здесь осужденные за самые тяжкие преступления, есть осужденные, за которыми по семь убийств. Все по горло в крови. А всего этим спецконтингентом умерщвлено более 260 человек, изнасиловано более 50 женщин и детей малолетнего возраста. «Послужные списки» – на внешней стороне дверей, вместе с фотографиями самих преступников.
Среди лиц с явной печатью порока попадаются и вполне людские физиономии. На фотографии – жгучий брюнет с франтоватыми усами. А на табличке – злодеяние, от которого – мороз по коже:
«Толстиков Виктор Васильевич, 1962 г р. Ранее два раза судим. Осужден 26.01.92 по ст. 103, 108 ч. 1, 117 ч. 3, 102 п. „г“, „е“, 217 ч. 1. Совершил убийство несовершеннолетнего. Нанес тяжкие телесные повреждения двухлетней девочке, изнасиловал несовершеннолетнюю, затем убил ее, облил бензином и поджег. Склонен к побегу».
Еще один из тех, кого всякий раз миловала наша Фемида, прежде чем наконец заточить навечно:
«Гребенюк Василий Николаевич, 1953 г р. Ранее пять раз судим. Осужден по 102 п. „а“, „г“, „е“, „и“. Совершил убийства двух мужчин. Склонен к побегу, захвату, нападению».
А вот подельник небезызвестного Кима. При этапировании из Бутырской тюрьмы им удалось бежать, обманув бдительность конвоя. Здесь он наконец нашел свой «покой»:
«Денисов Юрий Юрьевич, 1963 г р. Ранее три раза судим. Осужден по ст. 102 п. „г“, „д“, „и“, 91 ч. 2, 146 ч. 2 п. „а“, „б“, „в“, „д“, „е“, 117 ч.2. Совместно с подельником совершил 14 разбойных нападений, три убийства, побег из автозака с захватом оружия. Склонен к побегу».
Что касается побегов, администрация убеждена, что они исключены. Если нужно – применят оружие согласно закону. Надзор за осужденными решается в комплексе. Эти заботы лежат на плечах младших инспекторов безопасности и вооруженной охраны, контролирующей периметр. Если не сработает одна служба – то подстрахует другая. Оружие хранится вне досягаемости заключенных, комната оборудована сигнализацией, решетками. Наблюдательные вышки с обогревателями. Зимой службу можно нести вполне комфортно. Система охраны оснащена телеустановками, позволяющими вести контроль за коридорами тюрьмы и внешним периметром. Здесь тоже отказались от солдат срочной службы и перешли на контрактную основу. Регулярно проводятся занятия по боевой, специальной подготовке, ежемесячные стрельбы. Есть перспектива: год идет за два, в тридцать лет можно уйти на пенсию. Зарплата, надбавка 30 процентов, плюс за выслугу лет. Бытовые условия – ветхие бараки, продуваемые северными ветрами, печное отопление, вода – на улице. И ощущение постоянной заброшенности.
И все же для района эта тюрьма благо: дает работу. Три последних завода мертво встали. Молодежь пришла, учить ее надо, свое производство разворачивать: ни одна колония без этого не проживет.
Начальник учреждения побывал в США, познакомился с условиями содержания пожизненных заключенных, то есть, как это у них по закону, с предельными сроками по 100–200 лет, изучил опыт применительно к нашим условиям. Учли и свой старый опыт, когда здесь был особый режим, сидели те же особо опасные рецидивисты.
К слову, в прошлые времена дисциплина была не та. Некоторые сотрудники, особенно солдаты, брали деньги у осужденных, покупали для них водку. Лечили... Сейчас спецрежим, система надзора поставлены так, что сотрудник не может один на один общаться с осужденными – минимум два человека. Правила поведения с осужденными регламентирует план-инструкция. И попыток что-то передать не было. И осужденные воздерживаются от подобных предложений. Не было пока и попыток передать с воли запрещенные предметы. «Вологодский конвой шутить не любит!»