Восемь Драконов и Серебряная Змея
Шрифт:
* * *
Су Синхэ ещё долго не отпускал Инь Шэчи на свободу. Скормив ему приготовленный целебный суп, старец провел над юношей продолжительный сеанс акупунктуры, во время которого Шэчи благополучно уснул. После пробуждения, он был немедленно усажен на низкую тумбу из белого камня, что выглядела куском старого льда, и чувствовалась не менее холодной. Вставший сзади юноши Су Синхэ приложил ладони к его спине, и юношу посетило престранное чувство — будто бы все его жилы зачесались изнутри. Инь Шэчи понял — престарелый целитель использовал на нем медицинскую технику внутренней
После этого, Су Синхэ, выглядящий усталым и недовольным, холодно приказал юноше следовать за ним, и, пропуская мимо ушей все вопросы, которыми засыпал его Шэчи, вышел из пещеры.
Они остановились на ничем не примечательном клочке земли, мало отличающемся от любого другого лужка Долины Тишины. Поодаль виднелся край отвесного обрыва, несколько чахлых деревьев безуспешно пытались отбросить сколько-нибудь тени, а пожелтевшая трава лениво шевелилась под дуновениями ветра. Пустынная безлюдность их окружения удивила Инь Шэчи, ожидавшего, что его приведут к жилищу неведомого учителя.
— Я не устал, господин Су, — обратился он к своему проводнику. — Ваши целительские умения великолепны — я чувствую себя здоровым и бодрым. Мы можем продолжать путь. Даже если обитель вашего учителя в нескольких часах ходьбы, думаю, я смогу одолеть дорогу до нее.
— Учитель в двух шагах от тебя, — сумрачно ответил Су Синхэ, роясь за отворотом халата. Он поднял ладонь, предупреждая вопросы Шэчи, готовые посыпаться из него, словно рис из прохудившегося мешка. — Ты получишь все ответы очень скоро. Возьми этот талисман, и иди вперёд, — он протянул юноше треугольный жёлтый конвертик из дешёвой бумаги, исписанный мелкими иероглифами. Инь Шэчи безропотно принял поданное, и убрал его в висящий на поясе кошелек.
— Мне идти к тому дереву, старший? — с сомнением спросил он, указывая на тощую кривую сосенку, торчащую из земли в нескольких шагах впереди.
— Именно так, — равнодушно ответил Су Синхэ. — Иди, не заставляй учителя ждать, — отдав это напутствие, старец безразлично отвернулся.
Пожав плечами, юноша двинулся в указанном направлении, раздумывая о странном указании Су Синхэ. Его раздумья прервались самым неожиданным образом — пройдя очередной шаг, Инь Шэчи словно нырнул в глубокий горный источник. Волна холода прокатилась по нему с головы до ног, зрение юноши на мгновение померкло, а горло — поперхнулось воздухом, обретшим внезапную твердость. Шэчи сбился с шага, неловко покачнувшись, и остановился, пытаясь вернуть равновесие и ясность мыслей. Проморгавшись, он недоуменно огляделся. Вокруг царил приятный полумрак, ярко-зелёная трава, густая и сочная, шелестела под ногами, а совсем рядом высился огромный валун, на вершине которого сидел некто, видом столь необычайный, что Инь Шэчи на мгновение усомнился, что видит перед собой смертного.
Неизвестный походил на заснеженный пик высокой горы, обретший человеческие черты. Одетый в белое, полностью седой, длинноволосый и длиннобородый, он не выглядел стариком — его кожа, гладкая и чистая, больше пристала бы неоперившемуся юнцу. Глаза неизвестного были закрыты, а руки бездвижно покоились на коленях.
Шэчи нервно хихикнул, подумав о вспомненной им недавно легенде про живущего в горах Лэйгу то ли отшельника-даоса, то ли бессмертного. Он заключил, что отшельником оказался Су Синхэ, а бессмертным — его таинственный учитель.
Глаза
— Вы спасли мою жизнь, благодетель, — церемонно произнес он. — Я в неоплатном долгу перед вами.
— Как твое имя, юноша? — спросил старец. Инь Шэчи мгновенно узнал его голос, пусть тот и не звучал более небесным громом. Наследник семьи Инь поднялся на ноги, и вежливо представился, упомянув свое происхождение, и достаток своего семейства.
— Позвольте узнать ваше досточтимое имя, благодетель, — вежливо попросил он.
— Называй меня Уя-цзы, — ответил старец. — Я — глава секты Сяояо, и, в последние тридцать лет, невольный пленник этих гор, — в его голосе прозвучала тоска.
— Вам нужна помощь? — быстро спросил Шэчи. — Я могу обратиться к отцу. Клянусь, он не пожалеет ничего для моего спасителя.
— В этом нет нужды, малыш, — лицо Уя-цзы пересекла мимолётная улыбка. — Расскажи о себе. Каковы твои увлечения? Выбрал ли ты себе занятие по душе? Есть ли у тебя мечта, или сокровенное желание?
— Я немного знаком с Четырьмя Искусствами, и среди них, каллиграфия даётся мне легче прочих, — с готовностью ответил юноша. — Семья помогает мне готовиться к чиновничьему делу…
Он рассказал загадочному старцу о своих занятиях и пристрастиях, описав свои невеликие успехи в науках и искусствах. Поддавшись неожиданному порыву, он поведал Уя-цзы о сомнениях в правильности своего пути, и повинился в неблаговидных поступках — обидных розыгрышах и насмешках, — совершённых из неприятия своей несвободы. Необычайный старец слушал очень внимательно, словно перед ним звучала не исповедь вполне обыденного юнца, а описание тайн мироздания. Едва лишь красноречие Инь Шэчи иссякло, Уя-цзы степенно спросил:
— Известны ли тебе работы Бо Цзюйи?
— Конечно, — удивлённо ответил Шэчи. — Будущему чиновнику было бы стыдно не знать стихов Бессмертного Поэта.
— Хорошо, — довольно кивнул его собеседник. — Тогда прочти мне его стих о бесконечной тоске…
Уя-цзы донимал юношу вопросами целую вечность, вынудив его показать все свои знания Четырех Искусств. Инь Шэчи почувствовал себя преждевременно экзаменуемым, со строгостью, чрезмерной даже для столицы. Когда, после очередного ответа юноши, нового вопроса не последовало, взмокший и растрепанный Шэчи не сразу понял, что ему больше не нужно выдавать очередную цитату из классиков, суждение о конфуцианских ценностях, или же оценку художественных произведений древности. Он глубоко вздохнул, переводя дух, а Уя-цзы едва заметно улыбнулся.
— Само небо послало мне столь достойного юношу, — благодушно произнес он. — Поклонись мне, Шэчи.
— Поклониться вам? — непонимающе спросил тот. Его разум, утомленный этим неожиданным подобием экзамена, работал со скрипом, и отказывался понимать происходящее.
— Верно, — безмятежно ответил старец. — Поклонись мне земно, — юноша ошарашенно заморгал было на эту странную просьбу, но, спустя пару мгновений, все же догадался, к чему она.
— Вы хотите взять меня в ученики? — радостно воскликнул он. Его привела в искренний восторг возможность поучиться у человека, несомненно, необычайного и знающего, о чем говорили и чудесное спасение Шэчи, и впечатляющий облик Уя-цзы, невозможным образом сочетающий в себе старость и юность, и таинственное убежище, в котором они находились.