Восемь шагов по прямой
Шрифт:
– А вы на тренировках устаете?
– спросил высокий.
– Как когда. Смотря какая игра. А вы на работе устаете?
– Сравнили! То работа, а то хоккей! Мы что - подумаешь! Нас и не видит никто.
– Эх, пожить бы с командой, - вздохнул высокий.
– Я бы клюшки за всех носил.
Рогов расплатился, они вышли на улицу.
– Прощаемся, - сказал Рогов.
– Счастливо.
– До свидания, - грустно сказал маленький.
– До свидания, - как эхо повторил высокий.
Рогов вошел в телефонную будку, позвонил, но по-прежнему никто не отвечал. Может, с телефоном
Но нельзя, риск, можно только в назначенное время. Угораздило тебя влюбиться в замужнюю. Так ведь и ты готов жениться, за тобой дело не станет. А она? Неизвестно. Поэтому приходи вечером, будем одни. Все у тебя на вечер, на ночь, на сезон, на пять сезонов, весь ты на время, а что у тебя навсегда? Навсегда?!!
Он почувствовал мимолетный страх - кольнул, пропал. Рогов медленно побрел по улице, дошел до знакомого дома. Подняться? Нельзя. Вот ведь как просто - третий этаж, взбежал, позвонил. И все дела. Он постоял, повернулся в досаде и быстро пошел к машине. Мальчишки вприпрыжку бежали следом. Он шел, погруженный в свои мысли, не замечая, что они, толкаясь, вьются рядом и заглядывают ему в лицо. Наконец он их заметил:
– А, это вы... Ну хватит, хватит... Довольно. Гуляйте.
Они отстали, он дошел до машины, сел и поехал на вторую тренировку.
Когда он вошел, в раздевалке стоял гомон голосов и дружный хохот.
– Папаша пришел, - пропищал Грунин детским голосом.
– Детки, несите отметки!
Все засмеялись, Рогов стал переодеваться.
– Леша, не дозвонился?
– спросил Надеин.
– Так, кожет, дать телефончик?
– живо подхватил Грунин. Он изобразил руками гитару и пропел жестоким романсом: - Я вам звоню печаль свою... Потом сделал Рогову "козу".
– Папаша...
– Слушай, ты!..
– Рогов стянул рубаху на его груди в кулак. В раздевалке все умолкли и застыли.
– Пусти.
– С лица Грунина исчезла улыбка.
– Пусти, - повторил он с горечью. Рогов отпустил.
– Я же вижу, как ты маешься. Я хотел... а ты... Он махнул рукой и отошел.
В молчании Рогов натянул тренировочный костюм и вышел в зал. Два помоста, шведская стенка, низкие гимнастические скамьи, станки со штангами... Здесь проходила атлетическая подготовка, но пока в зале было пусто. Рогов сел на скамейку, вытянул ноги, откинулся к стене и закрыл глаза.
Он не двигался, не имел ни сил, ни желания, и стрясись что-нибудь, пожар или землетрясение, не тронулся бы с места. Не было точки опоры, какой-то твердой определенности, принадлежащей только ему, где было его начало и продолжение, - заповедного места, куда он мог вернуться, что бы с ним ни случилось и где бы он ни был - отовсюду. А человек должен иметь еще где-то часть себя - землю, людей, дела...
Послышался глухой топот ног, стукнула дверь, зал наполнился голосами и смехом. Сначала все разогревались, потом постепенно голоса и смех умолкли, и слышалось лишь натужное дыхание, грохот и звон штанг; по всему залу сгибались и разгибались игроки, цветные рубахи потемнели от пота. Рогов лежа отжимал от груди штангу. Надеин тронул его и показал глазами на окно: к стеклу были
– Ты меня удивляешь.
– Он их по хозяйству использует, - засмеялся кто-то.
– Мог бы получше найти, их же ветром сдует, - добавил другой.
– Теперь ты от них не отделаешься, - заметил Надеин.
"Действительно, прилипли", - подумал Рогов, выжимая штангу.
– Зачем они тебе?
– спросил тренер.
– Эти раззвонят, другие прибегут. Их столько набьется, не протолкнешься.
– Шпана, - сказал Надеин.
– Ты таким не был?
– спросил Рогов, уложив штангу в козлы.
– Я? Нет. Я играть хотел, цель имел.
– Какой ты у нас целеустремленный! Ну и что ты теперь за ценность?
– Понимаешь, Алексей, - сказал тренер медленно, - разница между любым из вас и большинством людей в том...
– он сделал паузу и посмотрел, все ли слушают, что вы их работу, худо-бедно, сделаете. Подучитесь и сделаете. А они вашу вряд ли... Тут, как говорится, все от Бога: если есть, то есть, а нет, ничем не поможешь.
"Пожалуй, так", - решил про себя Рогов и успокоился.
После второй тренировки все испытывали усталость. На улице их поджидал большой автобус, один за другим они поднимались на подножку и садились - каждый на свое место. Сейчас автобус тронется, шофер погасит в салоне свет и включит приемник, они будут долго ехать по городским улицам, лежа в креслах, как авиапассажиры, сонливо будут смотреть в окна, слушать музыку, слишком уставшие, чтобы разговаривать. Потом они выедут за город, автобус прибавит скорость, и они понесутся по вечернему шоссе мимо далеких и близких огней, пробивая корпусом темноту. Так они ездят день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, а кто выдерживает - год за годом, и вдруг - стоп, сойди, твое место в автобусе занимает другой.
Вместе со всеми Рогов вышел из раздевалки и направился к выходу. На столе дежурного зазвонил телефон.
– Рогов, к телефону!
– Только недолго, - напомнил тренер.
Рогов подошел к столу и взял трубку.
– Слушаю... Ты!
– Он задохнулся и подержал трубку на весу, чтобы прийти в себя, потом снова приложил к уху.
– Я тебе звонил.
Она произнесла только одно слово, но и этого было достаточно, чтобы он почувствовал нестерпимое желание бежать к ней - без раздумий, сейчас, сию минуту. Она сказала "приезжай", и он уже чувствовал жгучее нетерпение, лихорадку, озноб, до него не сразу дошел смысл сказанного.
– Сейчас?
– переспросил он и тут же понял, насколько это безнадежно.
– Рогов, веселее!
– уже с недовольством крикнул тренер, стоя в дверях.
– Я попробую...
– неуверенно сказал Рогов в трубку.
– Ты одна? спросил он, сразу понял неуместность вопроса и добавил твердо: - Сейчас я приеду.
– Он положил трубку и приблизился к тренеру.
– Мне нужно остаться. Я приеду утром.
– Что еще?
– холодно спросил тренер.
– Команда находится на сборе. Через день игра. Все едут на базу. И ты мне режим не путай.