Восемнадцать лет. Записки арестанта сталинских тюрем и лагерей
Шрифт:
Веллер долго наблюдал работу, вертел в руках изделия, любовался ими.
— Работают хорошо, слаженно. Многим моим кузнецам можно было бы поучиться у них. А вот о людях, товарищ Лермо, а, впрочем, поговорим об этом позже. Пойдёмте. Если не возражаете, пусть пройдёт с нами и ваш механик.
В кабинете у Лермо состоялся неожиданный для меня разговор, да и начался он довольно странно.
— Не жалеете, товарищ механик, людей. Неужели нельзя поставить дутьевой вентилятор и устроит], эффективный отсос? И людям легче — спасибо бы сказали, и работа шла бы спорее. Что вы на это скажете? Я вам задаю этот
— А вы поможете, гражданин начальник?
— Да, помогу, если договорюсь с товарищем Лермо об одном деле. Из-за этого-то я к вам и приехал!
— А ты, товарищ Веллер, договаривайся с ним, с «товарищем механиком», а я послушаю, при сем поприсутствую!
— Не обижайся, старина! Я знаю, с кем и о чём говорить. С ним об одном, а с тобой — о другом.
Веллер раскрыл портфель, достал папку, протянул её мне со словами:
— Вот вы пока ознакомьтесь с этим, а мы с товарищем Лермо кое о чём поговорим.
В папке оказались чертежи деталей паровоза: подвески, серьги, кронштейны, лестницы, поручни, рычаги — всего около пятидесяти наименований. Пахнуло чем-то далёким, родным и знакомым. Будучи слесарем паровозного депо в 1917-1922-м годах, эти детали побывали в моих руках неоднократно: вначале чистил их, протирал, будучи обтирщиком паровозов, а потом отвёртывал их, менял, ремонтировал.
Рассматривая чертежи, прислушивался к разговору. А разговор был о том, что паровозо-ремонтному заводу дано задание перестроиться на выпуск новых паровозов, пока что в количестве пятидесяти штук. Рабочих нет. Изделия трудоёмкие, в основном ручного изготовления. Промколония в силах справиться с этим делом — люди есть и достаточно квалифицированные.
— Ну как, товарищ Лермо, договорились?
— Договориться-то договорились, а Сагайдака всё же спросим!
— Стоит ли? — смеясь, спросил Веллер. — Ты же только что был против моего разговора с ним!
— Справимся? — обратился ко мне Лермо.
— При наличии токарного станка «ДИП-200», сверлильного станка, двух вентиляторов с моторами, механической ножовки, полного набора инструментов, металла, трёхсменной работы — справимся.
— Вот видишь, товарищ Лермо, пока мы с тобой договаривались, механик твой уже прикидывал, что ему нужно. А, к слову сказать, ведь не загнул, не переборщил. Конечно, поможем, всё, что потребуется, отпустим. Ну, кажется, теперь всё, договорились не только в принципе, но и подетально. Чертежи оставляю у вас. Полагаю, что десять дней будет достаточно для составления калькуляций стоимости деталей, суммы всего договора и его текста, составления перечня необходимого оборудования, металла.
Через неделю уже устанавливали оборудование, а ещё через одну — начали выполнять заказ.
Завод прислал своего приёмщика изделий.
Готовили шаблон, приспособления для фасонного гнутья, губки, копиры. Работаем в три смены. Люди стали зарабатывать не только на одну махорку, появились и папиросы. Но не в одних деньгах было дело и даже в меньшей степени в них. За пятьдесят-сто рублей, зарабатываемых кузнецами в месяц, можно было приобрести самое большее, три килограмма хлеба. Повторяю, не в деньгах было дело, а в том, что мы можем чем-то помочь нашей Родине. На фронт не пускают — в услугах «врагов народа» не нуждаются. А на
Да, мы нужны! И сознание этого воодушевляло нас, отвлекало от большого личного горя и ощущения бесправия. Быть участником создания новых паровозов — задача почётная, и мы это хорошо понимали.
ПИОНЕРСКИЙ ЛАГЕРЬ
Километрах в тридцати от Улан-Удэ, в густом сосновом бору, на берегу небольшой речки — притока Уды, Промколонии поручили постройку пионерских лагерей для работников НКВД.
Без малого двести человек плотников, землекопов, печников, штукатуров перебросили из колонии в лес. Поставили палатки, установили походные кухни, огородили зону постройки. На столбах, врытых в землю на расстоянии пяти метров друг от друга, натянули в одну нитку колючую проволоку.
Пионерлагерь решено было строить на широкую ногу. Двухэтажные рубленные из бруса дома, с железной кровлей, голландским отоплением. Тёплые душевые, спальни, кинозал, библиотека, столовая, спортивный зал, громадный вестибюль, террасы, балконы. Внутренняя отделка из полированной лиственницы. Настоящий дворец!
На участке — цветники, клумбы, спортплощадки, кегельбан, городки. На берегу речки — пляж с тентами, лежаками, лодочная станция. Насосная от бензинового движка с подачей воды на кухню, в душевые, прачечную.
Устройство водопровода и электроосвещения возложили на механиков.
Начали рубить лес, корчевать пни, готовить площадку под строительство. Занялись устройством плотины.
В самой колонии начали пилить брус, доски, делать мебель.
Строительство возложено было на Батурова, художественное оформление — на Медведева, мебель и внутренняя отделка зданий — на Пастухова, водопровод, освещение — на Голубцова и меня.
В сопровождении надзирателя Гороховского выехали на место. Голубцов подал мысль поставить за плотиной гидравлическую турбину. Идея понравилась нам, а ещё больше — начальнику лагерей Буря г-Монголии Гаськову.
Да, идея действительно заманчивая, но до её осуществления был чрезвычайно далеко, потому что даже сам автор её — Голубцов — имел очень смутное представление в этой специфической области техники. Создать лопастной двигатель, который преобразовывал бы энергию воды в механическую энергию вращающегося вала, оказалось не таким простым, как рисовало первоначально наше воображение.
Воду нужно было пропустить через направляющий (сопловый) аппарат и подать на рабочие лопатки ротора (на лопасти рабочего колеса). Значит, нужно было в первую очередь работать над созданием рабочих чертежей направляющего аппарата и рабочего колеса.
Голубцов притащил всё, что только мог достать в библиотеках Улан-Удэ.
Много ночей мы провели с ним над расчётами и изготовлением чертежей. Ещё больше времени ушло на подыскивание материалов.
Изготовление поручили слесарям Овсянникову, Трубнику, Миллеру и токарю Оберландеру. Кроили, гнули, клепали, точили, собирали, разбирали и снова собирали.
Сколько мастерства, ловкости, я бы сказал — виртуозности вложили в это дело бесправные, глубоко обиженные люди. Они вкладывали в каждую деталь свою душу, сердце, опыт; гордились, любовались творением своих рук.