Восход Черной луны
Шрифт:
— Нет уж, ребята, мне в другую сторону, — сердито ответил Каминский и, картинно поклонившись, удалился.
Роман виновато уставился на Ирину.
— Черт! В самом деле плохо получилось. Парень обиделся. Ты на меня сердишься? — опасливо поинтересовался он.
Ирина ласково улыбнулась и сказала:
— Я просто счастлива! Ромка, как ты здесь оказался? Я уже не надеялась тебя увидеть.
Глава 23
По
— Ну ты даешь, летчик, — уважительно сказал как-то молодой десантник с ампутированной ногой.
— Высокий класс. Интересно было бы посмотреть на тебя во время боя.
Он с завистью взглянул на Андрея и горько добавил:
— Эх, лучше бы мне мозги вышибло, да ноги целы остались.
Арсеньев подошел к стоящему на костылях парню и, немного стесняясь своего сильного мокрого от пота тела, обнял его.
— Хрен редьки не слаще, браток, — произнес он виноватым тоном. — Мозги тоже вещь нужная. Они, оказывается, и руками и ногами управляют. Вон у меня начинают сбои давать, хожу как пьяный. До кончика собственного носа дотянуться не могу, промахиваюсь. Ну, да ничего. Мы еще поборемся. Держись, мы еще доживем до победы. Не до той, которая нам с тобой и там, в Афгане, нужна была, как зайцу триппер, а до той, которую мы завоюем здесь, на гражданке, назло всем тем, кто сейчас называет нас убийцами и смеется над нами и друзьями нашими погибшими. У меня и руки целы, и ноги целы, и голова временами на месте, а вот летать уже не придется.
— Что, комиссовали?
Андрей опустил глаза вниз и ответил дрогнувшим голосом:
— Считай, что да. Списали, — и тут же возмущенно добавил: — Но из этой жизни вычеркнуть нас им не удастся. Мы победим, браток, победим. Вот увидишь.
Парень посмотрел на Андрея глазами, полными слез и тихо спросил:
— Какая победа, лейтенант, какая? Прыгая на одной ноге до унитаза и обратно? У меня в части у одного только черный пояс был. Я голыми руками мог такое… А теперь что?
— Черный пояс говоришь? — с уважением переспросил Андрей. — Серьезный ты мужик! В армии кем был?
— Десантником, — угрюмо ответил парень.
— Так что же ты раскис? Тренироваться можно и на протезе. Я знаю, сейчас за кордоном такие протезы делают — в Олимпийских играх будешь участие принимать. Так что рано ты себя хоронишь.
— Я тоже знаю, что делают, интересовался. Во всякие фонды помощи афганцам писал-переписал. Помочь с протезом обещают, но платить им, видишь ли, нечем. Они мне назвали сумму в долларах… Будь у меня такая сумма, — и без протеза жил бы неплохо. Вот так-то, браток. А ты говоришь: победим!
—
— Борис.
— Так вот запомни, Борис, что я тебя сказал! МЫ ПОБЕДИМ! Если государство хочет таких орлов, как мы, заставить милостыню выпрашивать — оно заблуждается. Не для того я кровь проливал, чтобы в подворотне с кепи сидеть. Государство позаботится о нас с тобой, Борис. Обещаю! Хорошо позаботится.
— Обо всех заботиться у государства денег не хватит, — вяло откликнулся десантник. — Здесь я государство понимаю.
Глаза Арсеньева загорелись недобрым огнем. Он презрительно хмыкнул и твердо произнес по слогам:
— А я не по-ни-маю. Если не можешь оплатить труд — не нанимай работника. Государства, которое ведет себя как дешевый мошенник или как мелкий карманный воришка, я не понимаю. Мне-то оно заплатит столько, сколько я стою… И тебе тоже. А другие пусть сами о себе заботятся.
Десантник заглянул в потемневшие от гнева глаза Арсеньева и поежился. Обступившие их больные смущенно молчали. Чтобы затушевать неловкость, Борис с преувеличенной жизнерадостностью хлопнул Андрея по плечу и громко воскликнул:
— Да мы с тобой, лейтенант, кажется, уже встречались там, под Джелалабадом!
— Это где же? — с недоверием спросил Андрей.
— Вряд ли ты вспомнишь, лейтенант. Твоя «вертушка» как-то доставляла нас в горы. У тебя еще командир был веселый такой, шальной. Капитан кажется.
— Егор, — грустно подтвердил Арсеньев.
— Вот, вот, Егор, — обрадовался парень. — точно! Егор! А где он сейчас?
— Погиб, — лишенным интонаций голосом сообщил Андрей.
И вновь наступило молчание. Солдаты и офицеры, обступившие Арсеньева и одноногого десантника, опустив головы, начали расходиться, как будто почувствовав себя виноватыми, что живут и скоро даже выздоровеют, а вот Егора, пилота, погибшего в чужой далекой стране, уже нет и больше никогда не будет. А может, они думали о полных отчаяния крамольных словах молодого пилота?
* * *
Оставшись вдвоем, Андрей и Борис отправились в парк и там, устроившись на скамейке, проговорили до самого обеда. Они вспоминали Афганистан, общих знакомых, которых нашлось немало, но старательно не касались темы гражданки. В конце разговора ребята пообещали друг другу обязательно встретиться. Андрей сообщил Борису, что собирается в Москву, чем очень обрадовал десантника.
— Слушай! Это же здорово! Я же москвич. А зачем ты туда собрался?
— Говорят, в Бурденко [6]есть специалисты, которые могли бы мне помочь с головой. Вряд ли удастся заставить их лечить меня, но попробую… Говорят, в Мандрыке [7]специалисты еще лучше, но сам знаешь, не такие мы «шишки», чтобы заботились о нас на высоком уровне. Калечить? Здесь пожалуйста, возможности неограниченные, а лечить? Ну, здесь не хватает сразу всего.
— А ты, я вижу, браток, не на шутку озлобился? — с грустью, но без укора произнес Борис. — Тяжело тебе такому будет.