Восход Черной луны
Шрифт:
— Идет уверенно, знает, куда идет, думала она. — Зачем он тащит меня с собой? Почему не убил? Странно, я его сразу узнала, а он меня, похоже, не совсем.
Она хотела есть, но еще больше пить.
— Давай спустимся к реке, напьемся воды, — предложила она Арсеньеву.
— Не будем терять время, впереди водопад. Потерпи немного.
— А долго нам еще идти?
— Прилично.
— Я есть хочу.
— Я тоже.
Ирина замолчала, решив, что дальнейшие расспросы бесполезны.
* * *
Они
— Все! Баста! Привал! — сказал Арсеньев, бросая сумку на огромный валун.
Он разжег костер и улегся прямо на траву, зачарованным взглядом уставившись на пламя. Ирина присела рядом.
— Я так устала, что почти не чувствую своего тела, — вздохнув, сказала она.
— Ничего, завтра очень даже почувствуешь, — усмехнулся Арсеньев.
— Зачем ты меня тащишь с собой? Почему не отпустишь, как остальных? — все же рискнула она задать вопрос.
— Можешь идти, — равнодушно ответил Арсеньев. — Здесь на многие километры ни одной живой души. Впрочем, если ты позавидовала остальным, могу сообщить: они уже на рандеву с Всевышним.
Ирина отшатнулась.
— Как? Почему?
— Неужели ты думаешь, что я идиот? Хочу спокойно ходить по этой земле, без риска наткнуться на свидетеля. Кроме пассажиров меня никто не может опознать.
— Но ты же сам сказал: «цыган» и «хромой», известные в столице личности. Ты же сам сообщил о себе. Значит, вас знают?
— Знают, — с гордостью произнес Арсеньев, — но не в лицо. Биографию им сообщать пока не собираюсь.
Ирина едва не плакала.
— Как же ты их?..
Арсеньев понял, о ком идет речь.
— Они взорвались в воздухе. Не волнуйся, легкая смерть, — успокоил он.
— Но неужели нельзя было надеть маски, изменить внешность? Неужели легче убить пятерых человек, один из которых ребенок?
— Когда вопрос стоит: либо моя жизнь, либо чья-то другая, я выбираю свою, — категорично ответил Арсеньев. — Маски, конечно, можно, но самолет должен был улететь подальше от того места, где я спрыгнул с парашютом. Иначе нас уже давно нашли бы. Связь я отрубил, сообщить пилот уже ничего не мог. Если бы я дал ему возможность посадить машину, стало б известно, в каком месте я выпрыгнул. А так я спокойно доберусь до нужной точки и отсижусь денька три, а потом… Меня никто не знает. Я просто турист. Брожу по горам. К тому же у России с Грузией не те взаимоотношения, когда сообща ловят преступников. Они больше заняты борьбой за Абхазию.
— Зачем же ты прихватил меня?
— Вдвоем веселее, — нагло ухмыльнулся Арсеньев. — Места пустынные, раз влечений никаких, а тут такая
Ирина с презрением взглянула на него, но промолчала. Она поворошила палкой костер, вспомнив — слова лагерной песенки: «Ах, картошка, объеденье-енье-енье, пионеров идеал-ал-ал, тот не знает наслажденья-енья-енья-енья, кто картошки не едал-ал-ал».
«Поесть бы, — с унынием подумала она. — От голода желудок свело».
Арсеньев насмешливо рассматривал ее долгим пристальным взглядом, а потом, словно разгадав ее мысли, сварливо произнес:
— Сама виновата. Если бы не палила попусту, не пришлось бы так долго топать. Сейчас уже были бы сыты и спали б в мягких постелях. И Борька был бы жив, — в голосе его прозвучала неподдельная тоска.
— Зато теперь тебе денег больше достанется, — ядовито заметила Ирина. — Что-то не слишком заметны твои переживания из-за гибели друга.
— Дура, что ты понимаешь, — брезгливо сплюнул Арсеньев и поднялся с земли. — И вообще, не слишком-то хвост поднимай. Я не столь безобиден, как кажусь на первый взгляд.
— Ты и на первый взгляд чуть хуже черта… — рискнула высказаться Ирина, но Арсеньев уже не слушал ее, быстро удаляясь в заросли.
Он натаскал веток, сверху забросал их травой и сообщил:
— Спать будем вместе.
Заметив на лице Ирины протест, примирительным тоном пояснил:
— Ночи еще холодные, да и медведи здесь бродят. Не бойся, приставать не стану.
Ирина нерешительно прилегла на импровизированную постель и, положив руки под щеку, мгновенно заснула.
Андрей не лег с ней рядом. Он задумчиво застыл у костра, не замечая бега минут, часов… Лицо его стало печально-отсутствующим.
* * *
Вновь на него надвигалась сухая, потрескавшаяся земля Афганистана, покрытая обломками камней, и вновь, совсем как тогда, много лет назад, ему невыносимо захотелось жить.
Он побледнел, заново переживая свою, казалось, неминуемую гибель, поднял на Ирину наполненные смертельным ужасом глаза и увидел то самое лицо, которое тогда, в тысячах километров отсюда, неведомо как появилось, возникло перед ним из ниоткуда. Появилось и приказало, прокричало свое «нет», заставив смерть отступить, выпустить из костлявых пальцев верную уже добычу.
А потом оно, это лицо, когда смерть вновь и вновь шла на приступ, разозленная и взбешенная неудачей, это лицо охраняло его, не давало опустить руки, сдаться, оно просило не уходить, молило, приказывало жить.