Восход Черной Звезды. Эра осторожности
Шрифт:
С первого взгляда предмет напоминал кокосовый орех. Но можно было сравнить его и с чем-нибудь другим.
Больше всего он напоминал волосатое яйцо. Повисшие усики были явно не органическими. Во всяком случае, так показалось Форрестеру. Они напоминали стекло своей яркостью, зеркальностью и рефракцией в солнечном свете, разноцветный фонтан. Размером лежавший на скале объект был с локомотив.
— Он пуст, — сказала девочка. — Так же, как и все остальные.
— Но кто они такие?
Девочка хихикнула.
— Если узнаешь, то расскажи нам. Мы сразу получим двенадцатую
Но мальчик мягко добавил:
— Ты знаешь теперь о них столько же, сколько и все остальные.
— Но сириане…
— Нет, Чарльз. Сириане появились позже. А этой вещи не менее двух гигалет. — Он погасил экран и радостно сказал: — Чтобы ты еще хотел узнать?
Но сделать ничего не смог. У Форрестера было слишком много вопросов. Сейчас он понял, какими ничтожно малыми были его знания.
Странно, что до этого он не задумывался о том, как много происходит событий за то время, пока человек спит в гелиевой ванне Западного Филиала. Ему нравились журнальные истории: переворачиваешь страницу — и сразу прошло десять лет, и у тебя возникает уверенность, что прошедшие годы не имеют никакой ценности. Ведь если бы это было не так, то автор постарался бы их описать.
Но прошло гораздо больше десяти лет. И эти годы были важны. И нет автора, который бы их описал.
Глава 10
Был всего лишь третий день его работы и шестой после пробуждения, а Форрестеру казалось, что прошло миллион дней.
Но он учился. Да, внушал он себе, хоть как-то, но он справлялся с домашним заданием. И пройдет не так много времени, когда он найдет ответы на множество вопросов и займет подобающее место в Обществе Вольных Каменщиков.
Между тем работать на сирианина было вовсе не неприятно. Социального недовольства вроде того, что высказала Эдна в первый день, больше не было. Он с ней не виделся, так как Эдна была слишком занята. Сирианин разрешил Форрестеру считать его особой мужского пола, хотя и не отрицал возможности других вариантов, не вдаваясь в подробности. Форрестер не мог ответить на множество его вопросов, но сирианин был терпелив и давал ему время на обдумывание. Ориентация вопросов, к удивлению, касалась только прошлого. Он даже не пытался как-то объяснить свою заинтересованность. По всей видимости, он считал, что настоящее время есть результат развития предыдущего. И, узнавая прошлое, сирианин пытался понять настоящее.
Форрестеру казалось, что в качестве пленного на незнакомой планете в окружении врагов лучше было бы интересоваться вооружением и стратегической обороной. Но он не был сирианином и не мог представить, что у того на уме. У него не было способностей, чтобы понять. Поэтому он и отвечал на вопросы о рекламных агентствах Мэдисон-авеню и футбольной лихорадке. Тем не менее он каждый день звонил в банк, проверяя состояние своего счета.
Наконец Форрестер понял, что деньги остаются деньгами. На его четверть миллиона долларов тоже можно было жить, хотя и плохо. Эти деньги дали бы ему множество развлечений, в двадцатом веке, но сейчас они давали только минимум. Это вовсе не означало, что доллар
Множество вещей все еще можно было купить за доллар… и Форрестер этим старательно занимался.
Как он понял, можно было прожить и на четверть миллиона долларов, но только в 1969 году или, сохранив потребности 1969 года. Без слуг-роботов. Без медицины: замораживания и сопутствующих этому орган-банков протезирования, антиэнтропийных химических микстур и так далее. И он не должен потреблять натуральные продукты, путешествовать, покупать электронные аппараты… Короче, если вести жизнь крестьянина двадцатого века, то можно было бы выкрутиться.
Но не сейчас. Только не сейчас. У него осталось только пятьдесят тысяч в Девятнадцатом Хроматическом и та ежедневная плата, которую ему перечислял сирианин.
Этого хватило бы только на оплату пользования джоймейкером в течение пары недель. И это было все.
Но Форрестер смирился с ситуацией. Он ни о чем не беспокоился. Он не мог обанкротиться, ведь сейчас он получил работу и зарабатывал такую кучу денег, о которой раньше не мог и мечтать. Но его беспокоила мысль о шутке, о тех людях, которые хорошо посмеялись над ним и его четвертью миллиона долларов. И больше всего ему не нравилось, что в этой шутке поучаствовала и Эдна.
Неопределенно, как предрассветные блики в пустыне, он надеялся на то время, когда Эдна займет в его жизни важное место.
Но она уже важна для него, подумал он с иронией. Во всяком случае, она единственный претендент. И в который уже раз он думал о ее предложении выбора имени… И, черт побери, могла же она ему позвонить?
Но то что важно для него, вполне возможно не интерес сует остальных. Сейчас он только учился жизни. Ждал, работал, учился. Вот что было важно для него.
Главное, чему Форрестер научился, это скромности.
Форрестер еще не знал, что вступил на путь, ведущий его к роли самого важного человека в мире.
Форрестера озадачило то, что сирианин выражал явные признаки озабоченности. Он даже спросил об этом джоймейкера.
— Не можете ли вы уточнить вопрос, Человек Форрестер? Что именно в поведении Алфарда Четыре Зеро — Зеро вам непонятно?
— Ты можешь называть его просто сирианином? Похоже, он сильно изменил манеру разговора.
— Возможно, дело в моем переводе, Человек Форрестер. Сирианский язык относится к квази-Булин. Я делаю возможную апроксимацию и приближаю перевод к нормам английского языка двадцатого века, но если вы желаете, то возможен дословный пересказ или…
— Нет, здесь что-то другое. Он словно что-то пытается от меня скрыть.
Последовала пауза секунду или две. Форрестер уже достаточно знал, чтобы понять: такая задержка компьютера объяснялась неординарностью поставленной задачи, проблема для него была слишком сложной. Джоймейкер спросил:
— Можете ли вы привести пример, Человек Форрестер?
— Нет. Но он проделывал странные штуки. Имеет ли он право меня гипнотизировать?
После новой паузы джоймейкер сказал:
— Не могу ответить, Человек Форрестер. Но вы должны быть осторожней.