Восход Хепри
Шрифт:
— Воздам хвалу твоему разуму, достойнейший Ипи-Ра-Нефер! — Тути-Мосе подошёл к Верховному Хранителю, осматривая новое оружие, изредка поглядывая на пальму, охваченную пламенем, — эти луки много мощнее и точнее старых, а так же, бьют дальше. Да и неугасимого огня в медной или глиняной трубке может хватить, чтобы сжечь любую ладью.
— Спасибо тебе, Брат! — Ипи поклонился Наследнику, — но только они слишком велики, видишь, этот едва уместился на палубе Звезды Обеих Земель, этим оружием можно оснащать только очень большие ладьи, Величайший Тути-Мосе.
— За этим дело не станет, Ипи! — Тути-Мосе взял одну из стрел и принялся осматривать её, — купим больше кедра и построим больше ладей, таких,
— Иногда, Тути-Мосе, не бесполезно пройтись по большому рынку Уасита, — Ипи улыбнулся, — однажды, я увидел кузнеца из Яхмади, который гнул свои мечи, предлагая их на продажу, как, разве что, можно гнуть тамарисковый прутик. Всего за сотню кайтов кузнец поведал мне секрет его бронзы — дабы она была гибкой, он клал в сплав вдвое меньше олова. А дальше — я просто подумал, как лучше склепать пластины, дабы они хорошо гнулись и, подобрав нужную толщину, начертил на папирусе и отнёс в храмовое Братство!
— Что же, Верховный Хранитель! — Тути-Мосе покачал головой, — ты знаешь, как добиться своего. Теперь, Ипи, печаль покинула твой Ка?
— Конечно покинула, Величайший Мен-Хепер-Ра, да будет жизнь твоя вечной! — Ипи-Ра-Нефер поклонился и прикрыл глаза, — но всё же, я уйду под навес и освежусь вином, Великий Ра может быть жесток и опасен…
Верховный Хранитель, сделав вид, что закрывает глаза рукой, не совсем учтиво покинул Наследника, скрывшись в надстройке. Тути-Мосе хотел было последовать за ним, но лишь проводил Хранителя взглядом. В конце месяца Тиби Ипи-Ра-Нефер должен был встретить только семнадцатый праздник Второго Имени, но не только царственный Тути-Мосе, что был старше своего названного брата лишь на два сезона, но искушённые в интригах Жрецы Ипет-Сут, придворные Маат-Ка-Ра, хитрые цари Джахи и хищные посланники Хатти и Нахарина поражались самообладанию и отточенности разума носящего Скипетр Ириса. Но играть с будущим врагом, неверным союзником или властолюбивой Хат-Шебсут, надевшей Двойную Корону — одно, а вот чувства своего Ка от близких ему людей Ипи никогда не умел скрывать. Да и не желал. Всё одно — что бы не печалило Верховного Хранителя, — сон царственной Мерит-Ра, долгий поиск убийц отца, или же предстоящее Посвящение, Наследник Тути-Мосе решил оставить его в одиночестве. Ненадолго — поразмыслив, Тути-Мосе нашёлся, поспешив за Верховным Хранителем. Ипи полулежал в своей каюте, задумавшись, и Фараон не сразу решился его потревожить.
— Оставь свою печаль, достойнейший, ибо ныне не Тути-Мосе пришёл к Ипи-Ра-Неферу, а Фараон пришёл к Верховному Ур-Маа, дабы узнать грядущее!
— И да будет так, Величайший! — Ипи встал с ложа, улыбнувшись Мен-Хепер-Ра, — только знай, я не буду смотреть воду и золото в преддверии посвящения, слишком часто Мерит-Ра пугала меня своими виденьями в воде и вине, хотя она ещё не посвящена.
— Будь по твоему, достойнейший, — Тути-Мосе умостился на сидении перед Ипи-Ра-Нефером, — но как ты хочешь получить предзнание без воды?
— Есть один способ, Фараон Тути-Мосе, да живёшь ты вечно, хотя, — Ипи-Ра-Нефер немного смутился, — многие считают, что этот способ достоин лишь женщин-простолюдинок, но в нём заключены слова самого Тути Трижды Мудрейшего, и ты, посвящённый Глашатая Амена, должен знать сие.
— Ты хочешь разбить знаки Нетеру, достойнейший? — Тути-Мосе и вправду был удивлён.
— Именно, Величайший, — Ипи отхлебнул вина и достал свёрток дорогой ткани из золочённой коробки, — я разложу тебе Знак Вечной Жизни, дабы узнать о грядущем.
Тонкие костяные пластины, украшенные лазуритом и золотом разных цветов упали на грубый деревянный
— Открывай, Ипи! — Тути-Мосе невольно улыбнулся, заметив, что движения Верховного Ур-Маа и Хранителя Трона неотличимы от движений его царственной сестры, — Мерит-Ра часто гадала Фараону.
— Карта возможности, Тути-Мосе, да живёшь ты вечно, четвёртый знак, колесница Величайшего. Тяжела рука Фараона, меток лук его, меч его — всесокрушающая сила. Победы твои потрясут мир. Карта препятствия, Величайший Мен-Хепер-Ра.
Даже на закате жар умирающего Атума был нестерпим — приближался великий разлив, за ним и время летнего сезона. Прохлада бассейна даровала женщинам блаженство, но ненадолго, вскоре, они вынуждены были укрыться в своих покоях, хранящих прохладу. Нефру-Маат размышляла, каково сейчас на ладье, что несёт их к древнему Бехдету по водам Хапи её наречённому и Фараону Тути-Мосе. Но… Тоска вновь переполнила сердце, и Жрица поспешила искать утешения у царственной сестры своего наречённого.
Нефру-Маат застала юную Правительницу стоящей у окна террасы, смотрящей на то, как вдали, над горизонтом Аменет, догорают последние лучи закатной короны Атума.
Я знала, что ты будешь искать меня, Жрица Хатор. Ты тоскуешь, я знаю, тоскуешь. Не стоит полнить тоской свой Ка, — Юная Соправительница Мерит-Ра, поспешила успокоить наречённую своего брата. Скоро, поверь мне, совсем скоро, великая ладья моего царственного супруга причалит в гавани Уасита, и мой брат, твой возлюбленный, сойдёт вместе с ним, желая обнять тебя, — правительница улыбнулась.
— Но, — Мерит-Ра, похоже, отвлекла Нефру-Маат от тяжёлых мыслей, если Жрица обратила внимание на такую мелочь, — почему ты ходишь босиком в своём дворце, ты так любишь ощущать тепло камня, что одеваешь свои золотые сандалии лишь за его пределами… — Соправительница не дала ей договорить:
— Нет, Нефру-Маат. Я люблю тишину… Тишина — родная сестра мудрости, а звон золота по каменным плитам невыносим мне, у меня… Ты же знаешь, что я нередко могу долго не вставать с ложа из-за головной боли, но главное, шум мешает мысли. А в последних лучах Атума я никому не позволяю нарушить тишины, на закате тишина священна, Нефру-Маат… Тишина и покой Вечности, — Соправительница поспешила перевести разговор, понимая, что он способен напугать наречённую её брата, — впрочем, я рада, что иные мысли наполняют твой разум, поверь, они изгонят тоску, поверь, как бы не изменился мой брат, он будет так же любить тебя, он станет другим, но, может, ты и не заметишь сего, да, он пройдёт посвящение, но тебя же не пугает то, что он… — Правительница осеклась.
— Но я боюсь, моя царственная Сестра! Ведь ты, ты сама, — слёзы потекли из глаз Жрицы.
Юная Правительница нежно обняв её за плечи, отвела Нефру-Маат к своему ложу, и осторожно помогла ей возлечь, взяла со столика небольшую лютню, и прилегла рядом, на полу, на небольшую циновку.
Жрица посмотрела на неё — Священную Супругу Фараона Тути-Мосе, и сестру её возлюбленного. Она была прекрасна, как существо, не принадлежащее этому миру, маленькие, точёные ступни и тонкие ножки, согнутые в коленях, почти по щиколотку прикрытые полупрозрачным платьем, тонкие руки, держащие лютню, узкое лицо и, главное, — эти глаза, синие, как закатное небо. Такие же, как и у её брата, возлюбленного Жрицы. Правительница пережила всего пятнадцать разливов, но была такой… — Нефру-Маат было трудно выразить свою мысль, ей вспоминался, смутно вспоминался только далёкий сон детства, но Жрица не помнила, кто, столь похожая на юную Правительницу являлась ей в этом сне.