Восход Хепри
Шрифт:
— Я спою тебе песню, Сестра моя, спою, чтобы развеять твою печаль… — Мерит-Ра улыбнулась жрице, и осторожно, вызвав странный и сладкий звук, провела пальцами по струнам, запрокинув голову.
— Но, царственная сестра! — удивилась Нефру-Маат, — разве песни поют, когда Великий Ра умирает?
— Смотря какие, Сестра моя! — правительница повернулась к ней лицом, и загадочно улыбнулась, — эту песню написал мой брат, и твой возлюбленный. И, будь он здесь, а не на пути в Бехдет, сам объяснил бы своей наречённой, почему эту песню можно петь лишь на закате. Ты хочешь услышать её?
— Конечно, о, царственная Сестра! Но о чём она?
Я начну с того, как всё начиналось, чтобы ты поняла о чём, а потом будет песня:
«Во
…Лучи рассветного Хепри ударили в спину измотанных воинств, и тяжек был переход, но воинства непобедимо. Пять тысяч мечей и копий, тысячу лучников он приведёт в обход Дельты. Царь Бабили Суму-Ла Эль пребывал в раздумьях, и вдруг… Увидел он вдалеке, тонкую ленту вдали, на горизонте Аменет, сверкавшую розовым светом Хепри. Это была Мать Всех Рек, как звали Хапи в странах Двуречья, Река, давшая начало благодатной Чёрной Земле. Град Белых Стен был так близко. Его победа была близка как никогда.
До того, как Великий Ра взошёл на Престол Нут, воинства Суму-Ла-Эля спустились в предгорья, и шли по каменистым осыпям. Босые ноги и кожаные сандалии воинов мерно мешали каменное крошево, над долиной стоял гул и был он подобен камнепаду, ибо лавина шла к Менфи. Соколы реяли над ними, и священные грифы, и нечистые вороны в предвкушеньи скорого пира. Горы были темны — коричневый мёртвый камень, изрезанный безжалостным бегом Ладьи, светом Ра и дождями нависали над ними, но были уже позади. Они встретили первый оазис и напились вдоволь прохладной воды, и, не отдыхая, продолжили путь. Царь Суму-Ла брезговал паланкином, он был воином, меч был его привычной ношей, а щит защищал от стрел и от света Великого Диска. Он подозвал писца, дабы тот записал речь царя и воителя: (пальцы Соправительницы пробежали по струнам, и она начала свою песню, тонким и нежным голосом).
«Я — Суму-Ла, царь Бабили, сокрушивший Киш и Сиппар, я вёл свои воинства числом в пять сотен вширь и тысячу вдоль, и тысячу лучников с ними, вёл вдоль Залива Энки, мимо Двурогого Моря, вёл по мёртвой пустыне и непроходимым горам. И вывел к подножью в долину, и виден мне стал берег Хапи, и близок я был к своей цели, к Древнему Городу Менфи, к белостенному городу Чёрной земли Благодатной».
Царь закончил свои слова. Писец прочертил на глине последние знаки: «Суму-Ла, царь Бабили, потомок царей Аккада оглядел своё воинство в пятьдесят сотен копий и тысячу луков. И кто мог помериться с ними силой? Мудрый Сен-Усер-Ти, потомок Амен-Ем-Хету, привёл свои воинства вдвое меньше к крепостям у Верхнего Моря, надеясь встретить и разгромить его, и ошибся в собственной мудрости. Мёртвые песчаные и каменистые россыпи предгорий отделяют его от саванн, а за ними — град Белых Стен, за ними победа и слава. Он обошёл Фараона, ждавшего его на перешейках и заводях Дельты, чтобы разгромить с крепостных стен! Бессильны лучники Кеми! Колесницы его бессильны! Грозные слоны его воинств зря топчут пустынную землю! Ибо не в том ждут месте. Сегодня, захватит царь Бабили рыбацкие и торговые ладьи на берегу Матери Рек, и переправится к беззащитному Менфи, а следом падёт и Столица благодатной Чёрной Земли. И будет великая слава!»
Мерит-Ра замолчала, опустив лютню, и дождавшись кивка Нефру-Маат продолжила речь, но не песню.
Камень и песок, песок и камень… Как скоро им встретиться оазис. Может быть птицы, священные в Кеми, ждут не битвы, а лишь ожидают, когда мы падём от жажды? Суму-Ла Эль шёл впереди своих войск, и начал взбираться на бархан, засыпавший каменистую осыпь. За ними шли знаменосцы.
«Стой, почтеннейший царь — там воин!» — прокричал кто-то из его охраны, сразу же окружившей его.
Суму-Ла увидел воина, стоящего на вершине песчаного холма. Он видел воинов Кеми и раньше — послы и торговцы Чёрной Земли всегда были из крупных сановников, жрецов или водителей воинств, и это был знатный воин Чёрной Земли… Бронза мелкими щитками прикрывала его грудь, подобно броне ужасной зелёной ящерицы, живущей в Матери Рек. Шлем его был золотым и белым, искусные ювелиры Кеми, лучше которых нет ни в одном из царств, исполнили шлем головой священной в Кеми хищной птицы. Золотая кобра украшала причудливый шлем знатного воина, и длинный двуострый меч синего металла, не похожего на бронзу, с прикованными к основанию двумя золотыми лезвиями, подобными серпам, висел у его пояса, на золочёной бронзовой кольчуге, прикрывавшей воина от живота до колен. А поверх брони было одето громадное священное украшение золота и лазурита. Щит его был покрыт позолотой и сверкал подобно золотому зеркалу. Но более всего, Суму-Ла-Эля поразило лицо, почти не прикрытое шлемом, разве клюв хищной птицы защищал лоб от мечей и палиц. И глаза. Цвета неба, глаза, горящие как огонь синих звёзд, странные глаза… Может, это был сам Фараон, ну и пусть, попытаться пленить столь отважного, решившего идти в одиночку против воинств Бабили, воина, Суму-Ла счёл бесчестным.
Воинства Бабили остановились, ожидая приказа. Воин был знатен и отважен, раз вышел один против армии. Скорее, это был знатный посол, или… Суму-Ла ошибся, и лучники Сен-Усер-Ти ожидали их за холмом из песка и камня.
Царь приказал Советнику, писцу и двоим охранникам, не обнажая мечей, подойти к незнакомцу, и спросить, что надо ему, сказав, что отважный царь Суму-Ла ценит отвагу сердца, и просит воина Кеми не вставать на пути его армий, а, принять богатый подарок и отправляться в свой город с миром.
Вскоре охранники вернулись, доложив, за холмом нет засады, и незнакомец им речет слова, что странные очень, прося говорить с достойным Суму-Ла, царём Бабили.
Царь распорядился стражникам, привести советника, чтобы поведал ему Нимрути «странные слова» незнакомца. Приказ был тотчас исполнен.
— Что сказал тебе отважный воин Чёрной земли, отвечай мне, советник Нимрути! — царь говорил негромко, но твёрдо.
— О, великий царь Эль Суму-Ла! Мы спросили его на языке Кеми: «Кто ты, отважный воин чёрной земли, и зачем в одиночку вышел против несметного и несокрушимого воинства Бабили? Ты один из правителей номов, посол или военачальник?» — советник ответил немного подавленным голосом, он боялся, что царь не поверит его словам, или, напротив, поверит, и не знал, что хуже.
— И что ответил тебе чужеземец, о, мудрый советник? — на мгновение Нимрути показалось, что царь Бабили обеспокоен.
— Сказал нам, что он не правитель номов, и не военачальник Та-Кем. Сказал, что он Царь земли Те-Мери и страж граничащей с его царством земли Ам-Дуат, но мне не ведомы эти страны. И вышел навстречу, чтобы остановить нас и дать тебе два сокровища — одно ты сможешь унести домой в левой руке, а другое, вовсе не сможешь унести в руках, но принесёшь к стенам Бабили, и будут эти подарки ценнее всего золота Чёрной Земли. А если ты откажешься, и войско, не повинуется его воле, погибнет воинство это, и погибнет сам царь Бабили. И потребовал тебя незнакомец, чтобы говорить, обещая, что он меча не поднимет, даже, если царь Бабили ошибся в выборе и обнажит оружие.