Восход Луны

Гепард Лайри

– Один из людей, которого я посетила, что-то знал о пегасах, единорогах и драконах. Он задал мне несколько вопросов, кто я, откуда и как узнала о тебе. Я отвечала осторожно, но и достаточно открыто и честно, стремясь получить столь необходимую тебе поддержку. А затем…

Я прервалась, волевым усилием гася вспышку не столь давнего гнева.

– Этот человек жестоко высмеял меня.

– Всмы-ркф-ф?..
– Луна подавилась «чаем».
– Он смеялся над тобой?

– Он смеялся и говорил, если я типа могущественная принцесса, почему я не соберу мощную армию и не выступлю против

человечества с требованием твоего освобождения?

– Однако… - Вздохнула Луна, прокашлявшись.

Я посмотрела в глаза дочери.

– Я очень желала спасти тебя. Но я не могла рисковать жизнями десятков, сотен моих подданных. Особенно если бы люди нашли способ вторгнуться в мир Эквуса с ответным ударом - это означало б катастрофу.

Луна кивнула.

– Как лично испытавшая жестокость человека, считаю опасения твои обоснованными и решение - верным.

– Это событие убило мою веру в успех. Еще оставались непроверенными несколько людей, и было время до рассвета. Но уже не было сил на следующий шаг. И как для принцессы я предстала перед Лайри в абсолютно невыгодном свете. Посуди сама: клоны мои прекрасны как заря, сияющие красотой и силой, а я оказалась изможденной до крайности, словно на мне горы возили. Эмоциональные потрясения отразились и на моем облике - после насмешек и издевок я ощущала себя облитой грязью с головы до копыт. И тревога, страх потери, гнев - исходящие от меня волны негатива корежили сновидения.

– Ужас, ужас, - со слезами на глазах прошептала Луна, прикрывая копытом рот, - как же ты дошла до такого?

– Наяву я легко скрыла бы эмоции, приняв невозмутимый вид. Но во сне мне очень трудно прятать чувства, особенно когда переживания практически раздавили меня. Я уже не надеялась на помощь, не верила, что меня хотя бы выслушают и поймут. Я не смогла даже поприветствовать Лайри и представиться должным образом. Нет, я просто рухнула ему под ноги и разрыдалась.

Казалось, сейчас разрыдается и сама Луна. Я крепче прижала возмущенно сопящую дочь к себе, чувствуя дрожь ее напряженных от боли крыльев. Согреваемая душевным теплом, она притихла, и я негромко продолжила рассказ.

– Мы встретились в центре большого города, похожего на Мейнхеттен, но очнулась я лежащей на зеленеющем лугу, возле ручья. Лайри утешил меня, напоил, оттер от грязи. В его заботливых руках я малость воспрянула духом. И затем он спросил снова о проблеме и условиях.

– И ты рассказала.

Вздох прокатился по телу Луны волной расслабления.

– Показала. Собрала воедино все те твои, разбросанные во снах, переживания и отдала ему.

– Как и я тебе в том сне первой нашей встречи?

– Да, именно так. Я показала подвал, где тебя держали. Он пережил тогда все твои чувства: боль, страх, голод, отчаяние, стыд, тоску, безысходность. Он видел, как ты умоляла прекратить издевательства, пыталась сопротивляться, убегала, даже угрожала наказанием с моей стороны, а над тобой смеялись, тебя ловили и связывали. И ты страдала от унижения и бессилия.

– Ментальная атака? Но ведь это жестоко, так психику можно поломать.
– Возразила фесликорн.

– Не скрою, это было жутко. Я обрушила на него чудовищный шквал переживаний, заставила

его прочувствовать все твои муки, принять твою боль как свою. Когда наконец я спросила, согласен ли он помочь освободить тебя - Лайри хотел убить того изувера голыми руками.

– Получается, ты фактически направила и подтолкнула Лайри на путь моего спасения?

– Луна... а у меня был выбор? Я могла поступить как-то иначе? Да, я так и сделала, но против принципов Лайри не пошла, личность его не разрушала и ни к чему не принуждала - лишь обеспечила дополнительную мотивацию. Возможно, мои действия были излишне жесткими и я сильно перегрузила Лайри эмпатически, но я боялась потерять шанс, могущий оказаться единственным для нас с тобой.

Виновато вздохнув, я отвела взгляд.

– Хм… Пообещать ему награду - думаю, это стало хорошим утешением для него… на тот момент.
– Пробормотала Луна и ласково потерлась носом о мою щеку.

– А сейчас он имеет и нечто гораздо большее, не так ли?

Я с удовольствием полюбовалась потемневшей от смущения мордашкой дочери, но взор она не отвела, и в нем горела... нет, не гордость или уверенность - спокойная и не ведающая преград счастливая убежденность, сворачивающая горы и зажигающая солнца. Вот даже как... Что ж, остается лишь порадоваться за них.

– С первого раза мы с Лайри ни о чем не договорились - от переизбытка эмоций он проснулся. К счастью, я сумела запомнить путь в его сны и следующей ночью нашла снова. Тогда уже мы спокойно обсудили план твоего освобождения.

– Но как ты смогла свести воедино сны и реальность, да еще с ощутимой разницей во времени? Я постоянно была в подвале и не видела внешнего мира. А ведь Лайри появился именно в тот момент, когда меня, скованную цепями, вывели на улицу.

– Цепями?!
– Глухо выдохнула я…

– Да, чтоб я не могла удрать. Эй, мама?
– Луна легонько «буп»-нула меня копытом по носу.

Я аж дернулась.

– Ох, прости, Лу, не могу отогнать дурные воспоминания. Твой плен стал кошмаром для меня во сне и наяву.

Легкий сполох магии скользнул по рогу Луны, и рядом явилась чашка горячего кофекао.

– То, что надо.
– Улыбнулась я, отпивая.

Глубокомысленно сглотнув и насладившись ощущением скатывающегося в живот кофейно-шоколадного счастья, я медленно выдохнула.

– А насчет сведения… Сначала я свела с ума твоего хозяина.

– Э, Лайри?

– А его ты тоже считаешь хозяином?
– Тут уже я не скрыла удивления.

– Нет… - Луна задумалась.
– А, того?.. Ну да, попуталась я.

– Того.
– Я отпила снова.
– Видишь ли, для него ты была пусть и презираемой личностью, но достаточно ценной «игрушкой», расставаться с которой ему не хотелось - этим я и воспользовалась. Через сны воздействуя на его подсознание, я внушила ему очень подробный, пресыщенный деталями образ, что ты умерла в подвале. Я постаралась задействовать весь спектр чувств, чтоб картина вышла поистине ужасающей для человека: в полумраке на холодном каменном полу лежал зловонный разлагающийся труп, с которого, обнажая ребра, уже слезала шкура, на застывших губах запечатлена агония, и выпученные глаза таращились в пустоту небытия.