Восхождение к любви
Шрифт:
Тело оказалось голове под стать, определенно напоминая изображения домовых, какие делают в канун Дня всех святых. [32] Плечи были широкие, но сгорбленные и покатые, одно намного выше другого. Одна нога, казалось, тоже была короче другой, и оттого человек выступал прихрамывая и ковыляя.
Мунро, если это и в самом деле был друг Джейми, был облачен в некие многослойные лохмотья: сквозь дыры его бесформенного верхнего одеяния, которое, возможно, когда-то представляло собой женский халат,
32
Этот день отмечается в Англии и Шотландии 31 октября.
Он не носил на поясе спорран, а сам пояс представлял собой обрывок веревки, с которой свисали вниз головой два покрытых мехом тельца. Вместо споррана у него висел, причем на груди, а не на животе, кожаный кошель на удивление хорошего качества по сравнению с прочей амуницией. На завязке кошеля болталась целая коллекция странных металлических побрякушек: религиозные медали, старые форменные военные пуговицы, потертые монеты и три либо четыре прямоугольных кусочка металла, темно-серых и с некими загадочными знаками, вырезанными на их поверхности.
Пока это странное создание шустро пробиралось между каменными выступами, Джейми поднялся ему навстречу, и мужчины тепло обнялись, награждая при этом друг друга крепкими тумаками по спине — странное приветствие, принятое у особей мужского пола.
— Ну, как дела в доме у Мунро? — спросил Джейми, отступив и разглядывая своего старого приятеля.
Мунро помотал головой и издал какой-то непонятный кулдыкающий звук. Затем, приподняв брови, он кивнул в мою сторону и помахал своими корявыми руками; в этом, как ни странно, изящном жесте заключался явно выраженный вопрос.
— Моя жена, — слегка покраснев, представил меня Джейми, и в его словах гордость соединилась со стыдливостью. — Женился два дня назад.
Мунро встретил новость еще более широкой, чем прежняя, улыбкой и отвесил чрезвычайно сложный изысканный поклон, коснувшись сначала головы, потом сердца и губ и в заключение почти распростершись по земле у моих ног. Проделав свой ошеломительный маневр, он вскочил на ноги с ловкостью акробата и дал Джейми еще одного тумака — на сей раз в качестве поздравления.
После этого Мунро принялся изображать руками необычайный балет, указывая то на себя, то на лес, то на меня, потом снова на себя, используя такую массу жестов, что я едва могла уследить за его летающими руками. Мне приходилось видеть и раньше общение глухонемых, но никогда оно не совершалось так быстро и грациозно.
— Вот оно что! — воскликнул Джейми.
Как видно, настал его черед дать приятелю тычок в виде поздравления. Не случайно мужчины так нечувствительны к поверхностной боли, подумалось мне. Закалились, постоянно колошматя друг друга.
— Он тоже женился, — объяснил мне Джейми. — Шесть месяцев назад, на вдове… причем на толстой вдове, — дополнил он, истолковывая выразительный жест Мунро. —
— Как славно, — вежливо сказала я. — Кажется, им всем будет что поесть. — Я показала на кроликов, свисавших с пояса у Мунро.
Тот в мгновение ока отвязал одну из тушек и вручил ее мне с таким сияющим доброжелательством, что не принять подарок я не могла и улыбнулась в ответ, про себя надеясь, что на кролике нет блох.
— Свадебный подарок, — сказал Джейми. — И такой приятный. Ты должен позволить нам ответить любезностью на любезность.
С этими словами он извлек бутылку эля из углубления во мху и вручил ее Мунро.
Любезности продолжались в том же духе: втроем мы уселись распить третью бутылку. Джейми и Мунро принялись обмениваться новостями и сплетнями, и разговор не казался менее свободным оттого, что по-настоящему говорить мог лишь один из собеседников.
Я почти не принимала участия в беседе, так как не могла читать знаки Мунро, хотя Джейми и пытался подключить меня, кое-что переводя, а кое-что поясняя.
Джейми ткнул пальцем в прямоугольные кусочки свинца, прикрепленные к завязке кошелька.
— Чтобы все по закону? — спросил он. — Или это на случай, когда игра идет плохо?
Мунро наклонил голову и закивал, словно чертик из коробочки.
— Зачем они? — поинтересовалась я.
— Это габерланзии.
— Ах вот оно что! — сказала я. — Прошу прощения, что спросила.
— Габерланзии — это разрешения на нищенство, англичаночка, — объяснил Джейми. — Они действительны только в границах одного прихода и один день в неделю, когда попрошайничество разрешено. Каждый приход имеет свою собственную габерланзию, так что нищие одного прихода не имеют права попрошайничать в других и рассчитывать там на милостыню.
— Система с некоторой претензией на гибкость, как мне кажется, — заметила я, приглядываясь к четырем «лицензиям» Мунро.
— А, так Мунро — случай особый. Он был захвачен турками в плен на море. Много лет был гребцом на галере, а потом еще некоторое время рабом в Алжире. Там он и потерял язык.
— Они… его отрезали? — Мне чуть не сделалось дурно.
Джейми, казалось, ничуть не был обеспокоен, он ведь знал Мунро не один год.
— Да. И к тому же сломали ногу. И спину, верно, Мунро?.. Нет, — поправился он после целой серии знаков Мунро. — Со спиной произошел несчастный случай, это произошло, когда он спрыгнул со стены в Александрии. А еще ступни ног, это уж турки довершили.
Я больше ни о чем не хотела знать, но и Мунро и Джейми не терпелось сообщить мне.
— Ладно, — сдалась я. — Что же случилось с его стопами?
С чувством откровенной гордости Мунро сбросил битые-перебитые деревянные башмаки, потом чулки и продемонстрировал широкие, вывернутые носками наружу ступни с огрубевшей толстой кожей, на которой ярко-белые рубцы чередовались с темно-красными участками.
— Кипящее масло, — сказал Джейми. — Таким способом они вынуждают христиан перейти в мусульманскую веру.