Восхождение Светлого
Шрифт:
– Государь-отец! – Шэнь поднялся.
Все взгляды устремились на него. Так это была проверка: если он сейчас начнет активно противостоять этому браку, то весь его план с восстанием наследного принца может потерпеть крах. Император разозлится на сына, что отказывается повиноваться, а остальные убедятся, что он соображает чуть больше, чем показывает. Его положение вновь станет очень шатким.
– Я благодарен брату и государю-отцу за внимание и с радостью принимаю вашу милость.
Чжао Шэнь склонился, отбивая
Глава X
Двигаются тогда, когда это соответствует выгоде; если это не соответствует выгоде, остаются на месте
Придя в себя, Чживэй обнаружила, что лежит на краю скалы, с которой ее столкнул Бо Миньчжун. Она не торопилась подниматься, разглядывая ярко-голубое небо и хилые деревца, торчащие прямо из скал, с зарождающимися на них зелеными листочками.
Последнее, что она помнила, – это исступленное отчаяние от встречи с самой собой. Однако теперь она ощущала легкость, казалось, никогда еще ее мысли не были столь кристально ясны.
Чживэй рывком поднялась и огляделась. В нескольких шагах от нее полусидел-полулежал Сюанцин. Облокотившись на камень и сложив руки на груди, он дремал.
– Сюанцин, – Чживэй присела рядом с ним и легонько коснулась ладонью его щеки. Он вздрогнул и мгновенно открыл глаза, окидывая ее неверящим взглядом.
– Я так рад…
Сюанцин обхватил руками ее предплечья, что были скрыты за одеждой, и слегка сжал. Мгновения спустя он отклонился, впервые уворачиваясь от ее прикосновения. Словно, чтобы оправдать внезапный отказ от близости, он протянул ей воду.
Чживэй выхватила воду у него из рук и принялась жадно пить, ложное ощущение жажды сохранилось после второго испытания. Напившись вдоволь, она опустила мешок и наткнулась на изучающий взгляд Сюанцина.
Если подумать, она очень плохо понимала его. Сначала он ощущался заплутавшим щенком, которого она подобрала на улице и защищала от грозных тигров, но что-то в нем неуловимо менялось.
– Тебе больно? – наконец, он разорвал затянувшуюся паузу. – Холм Пустот не выплюнул обратно. Но я ждал.
Последнее он мог бы и не говорить, Чживэй и так поняла, что он ждал.
– Сколько я пробыла там?
– Уже весна, – кратко ответил Сюанцин, все еще не сводя с нее испытующего взора.
Значит, Чживэй провела в Холме Пустот больше шести месяцев. Это приличный срок, что она увидит по возвращении домой?
– Где светлый?
– Как ты? – в его голосе появились настойчивые нотки.
Кем он возомнил себя, чтобы допрашивать ее?
– Как Дракон? – спросила Чживэй, подражая его тону.
Взгляд Сюанцина опустел, он отстранился и ничего не ответил.
– Серьезно, ты порой такой ребенок, – выдохнула Чживэй. – Я чувствую
– Учитель в Прогалине, – тут же послушно откликнулся Сюанцин. – Исправно выполняет свое обещание.
– Хорошо.
– Я слабею, – ответил он и на вопрос про Дракона. – Порой не помню, что делал и что думал.
Его голос звучал бесстрастно, но Чживэй поняла, что это признание ему далось нелегко.
– Передай ему, что я завтра отправлюсь в Пасть Дракона за Байлуном.
– Он услышал, он доволен.
– Пойдем домой, – Чживэй поднялась и протянула руку Сюанцину, но тот пренебрег ее попыткой помочь.
Едва они оказались в Тенистой Прогалине, как перед Чживэй словно из ниоткуда возник Бо Миньчжун. Она едва не врезалась в него, но он даже не шелохнулся.
– Ты повысила свой уровень, – без всяких предисловий сказал он Бо Миньчжун. – И ты выбрала совершенствование через тьму.
Было непонятно, разочарован он этим или просто подтверждал собственные мысли.
– Я же демоница Лю Чживэй, – отмахнулась она, прикрываясь репутацией, которой ее наградили в империи Чжао.
Вся эта злая, темная, эгоистичная энергия в ней не взялась из ниоткуда. В каждом человеке есть два начала, и Чживэй просто выбрала то, что могло ее защитить. Да и если посмотреть на светлых, они за своим благородством и добродетелью скрывали самолюбование.
В Холме Пустот Чживэй совершала легкие и эгоистичные выборы, она это знала. Однако поистине светлый путь требовал больше времени и усилий, а первое было сейчас непозволительной роскошью, у нее были те, о ком она должна была позаботиться.
И, в отличие от светлых морализаторов, Чживэй не боялась в этом признаться и разрешила себе быть собой.
Как там? Опора дерева – крепкий корень, опора женщины – сердечная доброта. Будь хорошей девочкой – и будешь счастливой, и прочие мифы. Мир лишь пытался заткнуть ей рот в страхе о том, на что она способна, если не будет сдерживать себя.
Она же – Лю Чживэй – способна на многое, и ее полюбят не за то, кем она притворяется, а за то, кто она есть.
– Ты и правда она, – протянул он, после чего вздохнул и сморщил лоб, сияющий голубой цветок исказился. Учитель Бо почти с жадностью спросил: – Что ты поняла о себе?
– Я злюсь, – спокойно ответила Чживэй. – Злюсь каждую секунду, я чувствую себя преданной, и мне отвратителен каждый, кто воображает, что власть дает им право на унижения других. Но я не сдамся, – она посмотрела в лицо Бо Миньчжуну, – потому что я знаю, кто я такая и кем не притворяюсь. Я – Лю Чживэй, и я выбрала это, – она охватила руками Прогалину. – Я буду бороться за каждого здесь, и мне не важно, кто пострадает в этой войне.
– Хм. Но разве власть дает тебе право определять, кому жить, а кому нет?