Восхождение язычника 4

Шимохин Дмитрий

— Видимо, я и в самом деле ошибся, зачем спешить и проливать кровь, у тебя хороший товар, вот и торгуй, — а после, развернувшись, захватил своих родичей, отправился прочь от нас.

Народ, собравшийся вокруг, разочарованно заворчал, еще бы, они уже на зрелище надеялись.

— Благодарю, — тихонько шепнул мне Говша.

— А как же иначе, — я ободряюще ему подмигнул.

— Спасибо за то, что назвал своим родичем, а с ним бы и я сам справился, — все так же тихо проговорил Говша и обнял меня.

Да

уж, в ответ я обнял его. Ведь у старика не осталось ни родственников, ни детей, никого, а я его, значит, сейчас родичем признал перед людьми. Соврал, конечно, этому норманну, но плевать, Говша свой, да еще и человек хороший. Такого можно и родичем признать.

— Если ты им сам стал, чего уж тут, — так же тихо ответил я ему.

Говша отвернулся и убрал выступившую слезу, видать, соринка в глаз попала.

— А ты молодец, здорово спровадил Магнуса Однорукого, — ко мне подошел здоровый и толстый дан и протянул ладонь. — Бендт толстяк.

— Яромир — мирный торговец, — проговорил я, ответив ему на рукопожатие.

— Ха-ха, мирный, — рассмеялся во всю мощь Бендт, — и сразу Магнуса на Хольмганг позвал, были бы все такие мирные, — с усмешкой закончил Бендт.

Я лишь пожал плечами.

— Ты это, Яромир, осторожней будь, Магнус далеко не добряк, да и род у него сильный.

Кивнув норманну, я поинтересовался:

— С чего же ты, Бендт, решил меня предупредить?

— Хм, у Магнуса друзей хватает, но и врагов тоже, — с улыбкой проговорил он. — А давай сегодня выпьем доброго пива за новое знакомство и дружбу, — открыто предложил он.

— С хорошим человеком отчего ж не выпить-то, — согласился я.

— Вот и славно, вот и договорились, а то я только вчера прибыл, хороших друзей своих пока не встречал, а к плохим сам идти не хочу, — рассмеялся толстяк, держась за бока.

Я кивнул, и мы договорились, где встретимся вечером. Забавный малый, да и весьма харизматичный, подумал я, глядя на удаляющуюся спину Бендта. К тому же мне не помешает и свои знакомства и связи заводить, а то в последнее время я только врагов наживаю.

Закончив торговлю, я вечером встретился с Бендтом, и мы неплохо посидели, он мне многое рассказал о делах его родины.

О том, что Харальд Синезубый и его сын, Свен Вислобородый, приняли христианство пару лет назад. История крещения Харальда вообще вызвала улыбку, так до этого христианских проповедников гоняли по всей Скандинавии. Однако у Харальда спина болела, так те самые проповедники ее вылечили. Натирая медвежьим жиром и прогревая. Харальд посчитал исцеление спины за чудо и уверовал.

Вот только у меня в голове от имен, которые он произносил, полная мешанина произошла.

— А ты сам сейчас откуда прибыл сюда? — поинтересовался я, делая большой глоток кисловатого пива.

— Из страны полночного солнца[2], — со смешком ответил

Бендт, — там только одна война закончилась, как новая разгорается.

— Это ты о чем? — с любопытством спросил я.

— Так война между сыновьями Эриком Кровавой Секирой и Хаконом Добрым закончилась. Он своих племянников перед смертью наследниками признал. Конунгом самый старший стал, Харальд Серая Шкура. Конунг из него так себе, не зря Хакон своего братца Эрика со всей семьей в Англию тогда спровадил, — рассмеялся Бендт.

Я вопросительно на него посмотрел, и Бендт пояснил:

— Так Хакон Добрый и Эрик Кровавая Секира родными братьями были, тот его и сместил и даже позволил в Англию убежать.

— Понятно, — только и смог протянуть я.

— Так Харальд сейчас правит, ну как он, скорее его мамаша, та еще ведьма, многие ярлы его власть не признают, там что-то на пиру очередном произошло, и погиб хладирский ярл Сигурд Хаконссон. Его же сын Хакон Могучий, заручившийся поддержкой, поднял восстание, и там сейчас идет война, вот такие дела.

Я лишь кивал и подливал Бендту пива.

Он горько вздохнул и продолжил:

— Да и из родного края не самые лучшие вести доходят. Эрик Сеггерсель[3] после смерти отца правил со своим братом Олафом Бьернссоном. Брата своего он отравил и сейчас правит единолично. А сын Олафа, Стирбьерн Сильный, прибился к Йомсвикингам и добился там уважения, а теперь водит походы, разоряя родные берега.

Бендт готов был рассказать еще и о датских делах, но мне и этих рассказов хватило, голова шла кругом. Ну на хрен эти норманнские междусобойчики.

В долгу перед Бендтом я не остался и рассказал о ромейских делах и о том, что происходит в славянских землях. Просидели мы с ним до самой темноты и расстались если не друзьями, то добрыми знакомыми.

Утром я выкупил себе двоих англичан, на которых до этого положил глаз, и мы отправились из Хедебю.

Как только мы вышли в море, нас сразу встретили два драккара, пытаясь взять в клещи.

На одном из них я рассмотрел знакомое лицо Магнуса и его родичей.

— Вот сука неугомонная-то, — пробормотал я со злостью. Ничего, сейчас угомоним, раз и навсегда. Видимо, решил, а зачем драться из-за одного раба, когда можно взять приз получше.

— Могута, ты силой ветра сможешь ударить по тому кораблю? — указал я на вражеское судно.

— Смогу, но у меня слабо получается, хоть Венетий и научил, — признался брат.

— Ничего страшного, — подбодрил я брата.

Драккары приближались, десять метров, семь, пять, и дожидавшись расстояния для точного поражения. Я призвал силу ветра и запустил сначала воздушную косу по экипажу, а после и тараном ударил в борт. Одного тарана было маловато, так что пришлось добавить, и корабль, на котором был Магнус, пошел ко дну.