Воскресенье
Шрифт:
Она любила нкоторыхъ родныхъ своихъ, любила и даже почитала своего сына, отца моего, любила и баловала внучатъ; но чужихъ людей, вообще людей, за весьма немногими исключеніями, была склонна не любить и не уважать. Ея разговоры, ея разсужденія, безпощадная ясность ея выводовъ, способны были довести до отчаянія всякаго энтузіаста и человколюбца, всякаго искателя правды и свта на земл, среди земныхъ созданій.
Но съ ея характеромъ и взглядами, съ ея яснымъ и холоднымъ умомъ, я познакомился гораздо позже, въ послдніе годы ея жизни, когда она, посл смерти ддушки, жила съ нами. Тогда же, въ т
Мн было такъ уютно и привольно подъ ея крылышкомъ, я помню нжныя ласки этого строгаго судьи и сатирика, помню ея разсказы, по длиннымъ зимнимъ вечерамъ, объ ея дтств, о двнадцатомъ год (первомъ год ея супружества), о холер, во время которой на долю ддушки выпала большая и самоотверженная дятельность; объ ея первыхъ внучатахъ — умершихъ дтяхъ ея любимой умершей дочери. Я помню душистые цвтки жасмина въ ея красивой табакерк, помню тщательно перемываемыя ею старинныя чашечки, изъ которыхъ она поила меня чаемъ съ жирными сливками и съ теплыми сдобными булками; помню ея пироги и паштеты, ея вкусныя пирожныя.
Я любилъ съ утра слдить за ея хозяйской дятельностью, хорошо зная, какія наслажденія готовятъ мн результаты этой дятельности. Я находилъ вполн естественнымъ и должнымъ даже и то, что она иногда разъ по десяти въ день умывалась и въ особенности каждый разъ возвращаясь изъ кухни, что она доводила свою чистоплотность даже до того, что, желая отворить дверь, сначала обертывала руку въ свою черную шелковую мантилью или турецкій платокъ, а потомъ уже, обернутой рукою, прикасалась къ дверной ручк…
Рядомъ съ ддушкой и бабушкой мн вспоминаются и другія лица, съ которыми я встрчался по воскресеньямъ въ ихъ дом. Это было самое разнообразное общество, начиная съ тонныхъ московскихъ барынь и кончая старомодными старичками и старушками. Моя память хранитъ цлую коллекцію курьезныхъ типовъ, нын совсмъ исчезнувшихъ остатковъ старины московской. Но одна постоянная гостья ддушкинаго дома мн чаще всхъ вспоминается и о ней то я думалъ, когда заговорилъ про воскресенья моего дтства, про ддушку и бабушку и ихъ чистенькій домикъ.
Эта гостья была тоже старушка и звали ее Марьей Семеновной. Ей было далеко за семьдесять, но она еще сохраняла и бодрость и живость, полную силу разсудка. Маленькая, съ блднымъ и нжнымъ личикомъ, съ темными кроткими глазами, она одвалась всегда въ черное, носила на голов кружевной чепчикъ съ черными лентами, изъ подъ котораго виднлись сдыя букли старинной прически.
Она прізжала посл обдни въ огромной неуклюжей карет, запряженной старыми откормленными лошадьми, съ сдобородымъ кучеромъ на козлахъ и сгорбленнымъ, но все еще представительнымъ лакеемъ на-запяткахъ.
Когда въ дверяхъ залы появлялась маленькая фигурка Марьи Семеновны, я даже забывалъ о бабушкиной кулебяк и стремительно бросался ей навстрчу. Она входила, привтливо раскланиваясь и здороваясь со всми, усаживалась въ голубой гостиной постоянно на одно и то же мсто, а я прятался за спинкой ея кресла и наблюдалъ.
Вотъ она кладетъ къ себ на колни неизмнный вышитый ридикюль, тихонько снимаетъ перчатки со своихъ крошечныхъ сухихъ рукъ, сверкающихъ дорогими кольцами, бережно
И дйствительно, проходитъ нсколько минутъ, въ гостиной ведется оживленный разговоръ; но вотъ чье нибудь слово, чье нибудь сообщеніе, новость дня или слухъ, наводятъ Марью Семеновну на какое нибудь воспоминаніе, и она ужъ разсказываетъ. Разговоръ стихаетъ, вс ее слушаютъ. Умнье разсказывать, завладвая всеобщимъ вниманіемъ — это особый талантъ, и такимъ талантомъ Марья Семеновна обладала въ высшей степени. Не отрываясь отъ своей работы, отъ какой то вчной прошивки, и только изрдка поднимая спокойные темные глаза на окружающихъ, она тихимъ, пріятнымъ голосомъ начинала обыкновенно не съ самаго происшествія, а съ его обстановки, объясняла характеры дйствующихъ лицъ, рисовала цльную картину, въ которой вс малйшія подробности были на своемъ мст и являлись полными интереса.
Если-бы записывать за Марьей Семеновной, то это вышли бы прекрасные художественные разсказы; если бы Марья Семеновна вздумала писать сама то, что разсказывала, и писала бы такъ же хорошо, какъ разсказывала, то она, конечно, оставила бы по себ большое литературное имя, но она, насколько я знаю, никогда ничего не писала; да и вообще замчательные разсказчики въ большинств случаевъ бываютъ плохими писателями. И что очень важно, и что большая рдкость — Марья Семеновна никогда не повторялась, — ея память хранила въ себ неисчерпаемый запасъ всевозможныхъ эпизодовъ, приключеній; это была живая хроника старой русской жизни конца XVIII и начала XIX столтій.
Марья Семеновна принадлежала къ старому роду, членовъ котораго и теперь можно встртить во всевозможныхъ углахъ Россіи; ея жизнь была разнообразна въ высшей степени, разнообразна и печальна. Она пережила мужа, всхъ дтей, внучатъ, и осталась одна въ своемъ старомъ московскомъ дом.
Постоянное горе, тяжкія сердечныя утраты, не сломили ея крпкаго здоровья; но что он имли на нее огромное вліяніе — это несомннно. Только искренняя вра, только дйствительное искреннее смиреніе, помогли ей примириться съ тяжелой жизнью. Оставшись одна, она посвятила себя молитв и добрымъ дламъ и вотъ тутъ-то близко сошлась съ ддушкой, который былъ ея руководителемъ и совтникомъ. Но, тратя вс свои средства на ближнихъ, она никогда ни однимъ словомъ не заикалась о томъ постороннимъ; молясь неустанно, она никогда не выставлялась своимъ благочестіемъ. Ее знали и встрчали не какъ извстную богомолку и благодтельницу, а какъ милую и интересную старушку — и только.
Никто даже не жаллъ ее за понесенныя ею утраты, за ея одиночество; многіе и совсмъ не знали объ обстоятельствахъ ея жизни, потому что она тщательно это всхъ ихъ скрывала, потому что, говоря обо всемъ и обо всхъ, трогательно передавая чужія несчастія, чужія приключенія, — она ни словомъ не заикалась о своихъ несчастіяхъ, о своихъ собственныхъ приключеніяхъ. Въ разнообразныхъ разсказахъ, передаваемыхъ ею, она никогда не являлась дятельнымъ дйствующимъ лицомъ, а проходила только простою зрительницею.