Воскрешение сердца
Шрифт:
–Кто ты, дитя страданий? – Снова воскликнула опечаленная мать, обретшая в миг титул материнства; дикая, тупая боль пронзила не одно тело, кровь замирала на ужасе нового унижения и скорби, которые есть плоды разврата и похоти. – Кто предстал во мне таким ужасным откровением?!
«Я твой сын!» – Отозвалась плоть от плоти.
–Мой сын?! – Повторила она тихо и обречённо.
И в этот самый трагический миг младенец открыл свои маленькие глазки! И прозрел этот жестокий и злобный миг своего рождения! Он имел полное право получить образ малыша, и он имел право не на сострадание, а на любовь, на любовь, которая творит не одно милосердие, а вечное
О! сколько в этих глазёнках рассвета, любви лучилось к той, что лежала перед ним! Они теперь связаны единством, неразрывностью, но понимает ли это мать, желавшая изменить ситуацию, стремившаяся отыскать благо среди злобных наветов?!
Свет невольно коснулся души и дух женщины, сокрытый в утомлённом сердце, загорелся нежностью сокровенного чувства. Излилась непонятная, но благостная сладость, сладость, нисшедшая от сыночка, неизвестным образом попалившая страсть отчаяния.
–Ты не бросишь меня умирать? – Вопросило белое личико, ангельские глазки засеребрились драгоценной слезою, которая будет теперь пробуждать день и ночь своим постоянством господствующего страха, который снизошёл, как тать. – Не бросишь умирать здесь одного?
Дух матери дрогнул, она тихо отозвалась, но уверенно:
–Нет, сынок, не брошу!
–Как назовёшь меня?
–Гумис'oль…
И личико детского впечатления вспыхнуло потаённой радостью. Посиневшие губки сотворили улыбку, глазёнки закрылись, а маленькие пальчики искали с трепетом мать, чтобы она защитила его от пагубного мира. Ему хотелось спрятаться на её груди и прижаться головкою на чувственном покое, но у него не могло быть столько сил, он лишь ждал, когда она сама с нежностью приласкает его собственными усилиями.
–Мой сын… – Прошептала исступлённо и потерянно. А разве нет? Разве он виноват в том, что родился таким?! Все впечатления смывались дождём, и ничего больше не пробуждалось на смысле. Кровь вместе с болью текла по чужой земле. А там, неизвестно где, там пряталась мудрость и рыдала вместе с матерью. Стыд прижал естество так основательно, что сил не было для борьбы. Теперь только смерть могла спасти их от нового унижения. Но жизнь пульсировала ровно и вовсе не собиралась уходить. – Господи… – Слово замерло. Оно уже не согревало на моменте безысходности. Всё случившееся не имело абсолютно никакой ценности для той, которая истаивала на завете тягучего мрака, что раскрылся каким-то страшным убеждением перед женщиной и матерью. Только тупая и обезличенная воля рабской зависимости скакала принуждённо и отвратительно, скакала и хватала за плечи, за ноги, за мозги. Сил нет. Ничего нет, кроме ужаса и отчаяния. И сжимают со всех сторон, расползаясь по всем внутренностям незаметно, но ощутимо и весьма противно. – Как мне жить теперь?
Жизнь не ответила, она лишь ещё крепче сжала виски и сердце женщины, сжала страстью. Болезненное дыхание проходящей ночи утомляло, изнуряло, и хотелось раствориться посреди бытия и не чувствовать ни единое мгновение.
Иисус тоже не говорил. Его великая сила и благодать разливались для новорождённого малыша. Отныне и Его святая любовь будет принадлежать гению, которому придётся страдать и терпеть позор матери, носить на себе её грехи и её стыд.
Женщина подняла дрожавшими руками своего первенца и крепко прижала на груди с возгласом, потревожившим, однако, и дух тленной земли. – Господи! Ты дал моему сыну возможность увидеть свет, так дай ему чистоту и силу, крепость и любовь, всё то, чего не было у меня, и чтобы он никогда не познал исток страдания, грязи и позорного унижения,
Молитва матери потрясла холодный воздух, и Небо вдруг сжалилось над ними. Солнечный луч восходящего солнца прорвался сквозь гущу мрака той самой бездны, что раздавала миру грехи, их определения. И благодать, сущая вне всего, пролилась на женщину с малышом явственно и трезво.
Мать услыхала Голос. Он был мощным, чувственным, укрепляющим момент и подающий не одну надежду. – Пока твоя материнская любовь покоится на челе твоего первенца, твоего сына, скорбь не коснётся ни его, ни тебя!
Неужели кто-то услышал её истошный вопль?! Услышал и отозвался?! И теперь, теперь у неё будет всевозможная благость и смысл?! Посмотрела направо и налево – никого! И тогда она вдруг поняла, Кто благословил её и её сына!
–Аминь! – Шепнули уста.
И вновь, вновь пробудились слова на торжественном утре, которое уносило печаль с собой. – Помни завет! Я с вами! – Голос был везде! Голос был в ней! Голос был ниоткуда! Но он сладил любовь из святого молчания! Сладил и давал надежду.
Дрогнувшая рука неумело сотворила крестное знамение на челе уснувшего сына. Так они обручились с Ним, в Ком почивала вечность, которая притягивает к себе свои творения. И никогда не оставляет тех, кому необходима помощь.
–Господи…
Минуты побежали на восток с тихой радостью и с трепетом. Жена затихла, надеясь выявить и узаконить своё желание. Думала о чём-то таинственном, страсть вдохновенная пролилась на неё вместе с любовью, а душа уже не тряслась от страха.
Неожиданно послышался топот лошадей. Она мгновенно вздрогнула и оживилась. От озноба и внезапности таковой помутился рассудок, горячие и благостные мысли были на потоке ожившей мечты. Ветер прибежал резво и остудил горячий приток чувств.
–Кто, кто здесь? Ответьте… – Слабо спросила мать и затряслась от ожидания и ужаса одновременно, пытаясь подняться на локтях и рассмотреть, что же происходит. Ничего не видать. – Кто? – Несмелый вопль потонул под ливнем.
Человеческая душа ждала ясности и понимания. Стало опять не по себе. Приступила новая тоска и проползла по всему телу с осторожным вдохновением. Новый приток страсти забился под сердцем. Не хотелось боли, хотелось успокоения.
–Прошу… Отзовитесь…
Ожидание не подвело на сей раз.
Красиво-огненный жеребец остановился возле неё, из его ноздрей валил густой пар, а копытом он разбивал мокрую землю, по косматой гриве струились алмазы дождя. Высокий статный муж быстро спешился с коня и оказался возле напуганной матери, что в страхе прижимала на груди сына, благодать которого касалась её постоянно, ведь он подарил ей свет и прощение! Подарил любовь!
Человек был знатного рода, богат, красив, молод, полон сил! Его мужественнее лицо глядело с удивлением на женщину, лежащую в грязи и крови. Она тоже красива и молода, но безродная и бедная, хотя имела полное право на земное счастье.