Воскрешенные
Шрифт:
— Ей надо просто выспаться и отдохнуть, — продолжила я начатый разговор, допив чай. — Кстати, почему Митя спит в моей комнате?
— Марина поселилась в комнате Вани, и сначала кроватка стояла там же, — принялась объяснять мама, — но она просыпалась от каждого шороха, и мы решили поселить его отдельно, а твоя комната самая ближняя. Можно перенести кроватку обратно или в комнату младших. Все равно лучше не стало — она через каждые двадцать минут его проверяет.
Во мне шевельнулось непонятное недовольство.
— Нет, лучше
Мама снисходительно посмотрела на меня и рассмеялась.
— Ты попала под младенческое обаяние. Ничего, это с первым же воплем проходит.
— Посмотрим, — согласилась я.
Почему-то близость этого ребенка была мне нужна. От него веяло чем-то, противоположным недавно испытанной смерти, словно необъяснимое чудо начала жизни еще присутствовало в этом маленьком теле; словно он был пригоршней воды из волшебного источника, не утратившей еще магических свойств в человеческих руках.
Я задумалась об этом, а мама разглядывала меня.
— Ты так повзрослела, — тихо произнесла она. — Расскажи, что с тобой было.
Эти слова заставили меня вздрогнуть. Конечно, я собиралась ей рассказать, но не все. Она бы не выдержала такой информации, по крайней мере, сразу.
— Потом, ладно?
Но оказалось, что мама сделала из моего расслабленного состояния свои выводы:
— Мне кажется, ты влюбилась.
От нахлынувшей нежности у меня потемнело в глазах. Как же мне повезло, что она стала моей мамой! Как чудесно было бы рассказать ей о своих чувствах, чужих обещаниях, взгляде, полном сокровищ и первобытной силы… Чьем?
Мама попыталась подтолкнуть меня к откровенности:
— Ты знаешь, где сейчас Денис?
— Во Владивостоке, — ответила я. — Он сегодня позвонит Ирине Вячеславовне.
Мама смотрела удивленно. Да уж! Где мы и где Владивосток…
— У него то же самое, что у меня, но он решил пройти курс реабилитации в клинике, а я дома. Нет, мам, в него я не влюбилась.
Почему-то мой ответ маму удовлетворил. Помолчав, она сказала:
— Летом какой-то мальчик тебя искал. Спрашивал у соседей.
У меня внутри все напряглось. Наверное, я даже внешне сжалась, потому что мама поспешила уточнить:
— Он сказал, что его зовут Герман Соколов.
— Сокол, — машинально поправила я. И, кажется, выдала себя с головой.
Мама встала из-за стола и снова включила чайник.
— Что же тебе можно есть? — озабоченно спросила она.
— Да у меня на первую неделю с собой специальные коктейли, — уняв дрожь в пальцах, попыталась я ее успокоить, — а потом буду есть все.
— Ну, травяные-то чаи можно? — мама перебирала в открытом шкафчике жестяные банки и холщовые мешочки.
— Ага, — почти не услышав вопроса, отозвалась я.
Герман меня искал, даже спрашивал у соседей. Он что, все-таки..?
Наверное, он изменился за год, и теперь уже стал совсем взрослым… Взрослым мужчиной. Даже
Мама насыпала что-то в заварочный чайник, залила это кипятком и накрыла крышкой. Снова села напротив меня, положив руки перед собой.
— Этот мальчик произвел сильное впечатление на Софью Аркадьевну. Она просто сияла, когда про него рассказывала: серьезный такой, высокий, крепкий. И видно, что очень встревоженный.
Тут во мне проснулось прежнее раздражение к Герману. Встревоженный! Не захотел верить и не верил, просто меня отталкивал! Я решила закрыть тему:
— Это, мам, сложный персонаж. Если бы ты сама его видела, то поняла бы.
Мама погрустнела. Она и так все отлично поняла. В воцарившемся на кухне молчании я уловила, что мы с ней чувствуем одно и то же. Значит, я все же — человеческая женщина.
Молчание прервалось появлением Марины. Она выглядела не такой мрачной, как пятнадцать минут назад, будто за это время успела рассмотреть ситуацию с моим появлением под другим углом.
— Спит? — спросила мама.
— Угу, — вяло кивнула она и пристроилась с угла стола.
Ее присутствие не располагало к откровенности, и, чтобы не молчать, а завести разговор на нейтральную тему, я чуть не поинтересовалась, давно ли дома были братья, но вовремя спохватилась. Проблему тишины решила Марина. Прищурясь, словно защищая глаза от ветра, она сказала:
— Ваня говорил про тебя, что ты, вроде, экстрасенс…
То есть он это так называет, да? Я кивнула, не вдаваясь в подробности. Не рассказывать же ей, в самом деле, что мне с десяток раз выносили приговор «Ведьма», и я на полном серьезе таковой себя считала, а бегство с эшафота стало моим любимым видом спорта.
— Ты мне поможешь с Митюшей? — продолжила Марина. Быстро глянула на меня, вновь отвела взгляд и объяснила: — Я постоянно за него боюсь. У меня, понимаешь, была тяжелая беременность: угроза выкидыша и все такое. В общем, я не могу избавиться от мысли, что с ним может что-нибудь случиться. Синдром внезапной смерти, например. Ты ведь можешь с этим справиться?
Я снова кивнула.
— Он нормальный ребенок. Если бы у него была какая-то опасная патология, я бы заметила. Оставь его в моей комнате и больше ни о чем не волнуйся.
Она слабо улыбнулась, ненадолго испытав облегчение.
— Что это за кольцо у тебя? — вдруг заметила мама.
Ой, и правда. Надо будет замаскировать вживленный мне в кожу Черным Командором камень под перстень, а то он выглядит странно. Я, оказывается, уже успела привыкнуть к нему и совсем его не чувствую. Хотя, Черный добился своего: всякий раз, натыкаясь на камень взглядом, я вспоминаю о Старшем брате с деспотическими наклонностями и непредсказуемым нравом.