Воскрешенные

Коробкова Анастасия

Может, Герман что-то выяснил, обследовав Артема? Не следовало бы, конечно, возвращаться на «Тайну» — если Германа посетит гениальная мысль обследовать и меня тоже, выкрутиться будет сложно. Но узнать, что происходит, очень важно.

VI

— Она пришла! — пробегая мимо меня, крикнул Кирилл и скрылся в конце коридора.

Я пошла в ту сторону, откуда он мчался — в зал управления.

На секунду оторвавшись от микроскопа, Герман вскинул на меня взгляд, стоивший целого состояния — столько облегчения и затаенного счастья в нем было — потом деловито

бросил маячившему за ним бортврачу:

— Отстань, Серега, не до того! — и вернулся к окуляру.

Предположив, что он более перспективно, чем я, исследует попавшую под облучение кровь, я тихо присела на табурет у противоположного конца стола.

Вид у Сереги был озабоченно-несчастный. В одной руке он держал бутыль с изотоническим раствором, а в другой — иглу с трубкой, и явно пытался придумать, как приспособить все это к капитанской вене.

— Левая рука, — вполголоса подсказала я. — Фонило сквозь нее.

Серега посмотрел на меня жалобно, а Герман молча ухмыльнулся.

— Тёмке, значит, полное промывание всего, — вдруг возмутился находившийся здесь же Егор, — а тебе только какой-то укольчик!

— Ну, мне-то детей не делать, — не отвлекаясь от созерцательной деятельности, еле слышно буркнул Герман и добавил громче: — Нечего было устраивать саботаж.

— Асю уколи, — подсказал Егор, словно это компенсировало бы возмутившую его несправедливость.

Серега, нацелив на меня иглу, словно дуло, мгновенно обогнул стол.

Я подставила руку.

Гм, научно-технический прогресс коснулся здесь даже системы капельного вливания: вогнав в меня иглу, Серега просто положил бутылку на стол, и раствор по короткой трубке сам потек в вену. Никаких приспособлений на бутылке не было.

Убедившись, что все подключилось нормально, бортврач воткнул в трубку еще какую-то ампулу с острым металлическим наконечником.

— Что чувствуешь? — осведомился он.

— Ничего, — ответила я. — Все в порядке.

— Не, надо тоже промыть, — стервозным тоном встрял Егор.

Серега растерянно посмотрел на капитана.

— Не надо, — отрубил Герман.

Примчался Кирилл, грохнул на стол толстенный справочник, раскрытый на таблице с немыслимыми формулами, и встал смирно.

Подводную лодку накрыло безмолвие. Парни даже не двигались. Герман поглядывал в справочник, возвращался к микроскопу и делал короткие записи в испещренном разноцветными значками блокноте. Я — смотрела на него. Используя на полную случайно выпавшую мне редкую возможность. Остановив сердце, разумеется.

Интересно. Хоть сердце не активировало чувства, мне все равно было приятно смотреть на Германа. Это удовольствие было иным, спокойным и достаточным, без ощущения переполненности энергией, но и без изоляции от действительности; без светового преображения пространства, но и без страха потери…

После погружения в ненависть Дарха мне, как никогда, необходимо было смотреть на Германа. Необходимо понимать, что есть тот, кто думает обо мне гораздо лучше. Я спокойно рассматривала, тихо удивляясь, сколько черт его облика ускользало от внимания прежде — в те редкие мгновения, когда мы оказывались вместе, я или прятала глаза, или замечала лишь его взгляд, или быстро уходила. Сейчас, связанная капельницей, не спеша, я знакомилась с очертаниями его лица, привлекательного излучаемой им спокойной силой, его коротких темных волос, зачесанных

назад и казавшихся жесткими, могучих плеч, обтянутых тонкой серой водолазкой, рук, которые, я знала, наощупь твердые, как теплый камень. Мне нравилось всё, что составляло Германа, но если бы хоть что-то из этого, или всё вместе, было иным — это мне тоже нравилось бы. Потому что главным в нем был взгляд, направленный на меня. Как не сейчас.

В корабельной тишине я вдруг различила музыку — гармонию безмолвия. Все, происходящее здесь сейчас, стремилось к одному финалу: размеренно-напряженные мысленные поиски Германа, верящее ожидание его команды, разумность всего корабля и дух, незримо парящий за его головой. Даже я вписалась в тему своим любованием. Герман солировал: его мозг работал с уверенной виртуозностью, а всё остальное звучало удивительно гармоничным фоном. Возникшая как импровизация, эта музыкальная тема в исполнении целого вдохновенного оркестра текла к предрешенной кульминации — Герман разгадает загадку. И это будет потрясающе гениально.

Наверное, Салдах намекал на что-то подобное, когда говорил о месте, которое личность — человек, бог, дух — занимает в пространстве и времени. Личность Германа сейчас была огромной. Он был во всех нас — мы отдали ему свою жизненную пульсацию, и в каждой молекуле каждой детали своего корабля — он предвосхищал любую его потребность, и в мире духов — оберегаемый самыми преданными из них. Он был равноценен богу.

Наконец, он отодвинул микроскоп и потер глаза. Задержав переплетенные пальцы на переносице, задумчиво посмотрел на меня. Положил блокнот на справочник. Отдал распоряжение:

— Егор, принеси контейнер — тот, который мы использовали для руды в Саротано.

— Достаточно будет? — понимающе осведомился Кирилл.

— Не знаю, — с сожалением ответил Герман. — Счетчика нет. Возьмем самый маленький осколок, перевезем в торпедном отделении. Схожу я один.

— Опыты на мышах? — тоскливо спросил Серега.

— И это тоже.

Сзади послышался голос Славы:

— Что это может значить? Установку я имею в виду, аномалии.

— Это значит, — поморщился Герман, — что кто-то умеет или учится дырявить пространство-время техническими средствами.

Люди могут пробивать дыры?! Впрочем, почему нет? Если некоторые из них додумались до межгалактических аппаратов и смогли их построить, что почему бы другим не догадаться до искусственных порталов и построить их?

— Как? — потрясенно выдавила я.

Герман кольнул справочник снисходительным взглядом.

— Создавая проникающее гравитационное поле. Оно всегда присутствует в сквозняках, собственно, сквозняки — это оно и есть, но там — как следствие совмещения дыр, а здесь — как причина.

— Как можно создать такое гравитационное поле? — недоверчиво спросил Слава. Очевидно, он разбирался в полях.

— Они создают гравитоны, — медленно и осторожно, будто признавая то, что пять минут назад считал невозможным, ответил Герман.

— Гипотетические частицы, которые еще никто не смог обнаружить?! — восторженно выкрикнул Кирилл.

— В общем, я тоже к этому пришел… — Герман мысленно погрузился в свои научные изыскания, — когда мы ремонтировали космический корабль Капитана-Командора. Он действует на принципе антигравитации — расталкивает со своего пути пространство, то есть частички заполняющей его материи…