Восьмая жена Синей Бороды
Шрифт:
— У нее точно было что-то черное. Я помню. У нее было много вещей. Она любила принарядиться. Чудесные платья у нее были. Тебе они уже должны быть впору. Можешь забрать их себе.
Энни улыбнулась и кивнула отцу, думая, что носить платья, мода на которые прошла почти двадцать лет назад, даже по ольстенским меркам весьма странно.
Энни ознаменовала свое прибытие на чердак громким чиханием. При каждом новом чихе масляная лампа дрожала в ее руках и отбрасывала по стенам пугающие тени. Пыль стелилась по полу густым серым ковром, покрывала старую, поломанную мебель и большие
Энни присела возле одного из сундуков, поставила на пол лампу и откинула тяжелую крышку. Пыль оставила на руках темные следы. Ей повезло. В первом же попавшемся сундуке были платья. Хотя и остальные вполне могли быть набиты ими же. Одежда была аккуратно сложена и пересыпана травами, чтобы отпугнуть моль.
Черное платье здесь тоже было. Энни пришла в голову мысль запрятать его в какой-нибудь темный угол, и его никто никогда не найдет. Отцу она скажет, что в сундуках ничего не было. Мало ли куда оно могло деться. Она поднялась и огляделась, раздумывая, куда его можно положить. Но так и осталась стоять на месте, потому что за спиной послышались тяжелые шаги.
— Нашла?
Энни развернулась к отцу.
— О, это то самое платье, в котором мы ездили на похороны к дядюшке Симону. В мгновение, когда все смотрели на лежащего в гробу дядюшку, я глаз от нее оторвать не мог и думал, какая она у меня красивая.
Граф де Рени склонился над сундуком и стал перебирать платья:
— Когда мы с ней познакомились, она была в этом платье. Ей очень шел голубой, как тебе. А это она брала в Париж. А эти с оборочками она носила, когда мы ждали тебя.
В неверном свете лампы Энни заметила, что по сморщенной щеке отца бежит слеза, но он быстро смахнул ее рукавом сюртука.
Платье оказалось Эниане немного велико в груди и несколько длиннее, чем требовалось. Потому с утра она снова отправилась к мадам Ламбер. Швея долго крутила его в руках, чем-то явно недовольная. В конце концов она смущенно пробормотала:
— Вы меня простите великодушно, сеньора Эниана, но такой фасон я во времена своей молодости носила. Оно-то, конечно, добротное, носить его не переносить, но если бы чуть подправить здесь, — она показала на рукава, — вырез чуть изменить, то будет очень красиво. У меня и ткань есть прозрачная такая, черная, по юбке можно пустить.
Эниана не противилась. Хочется швее — пусть делает. Если была б возможность обойтись без примерки, она бы отказалась от переделки, а так все равно придется напяливать платье и ждать, пока мадам Ламбер подколет подол и вырез булавками. Швея прикинула, что вся работа займет не более трех часов и предложила Энни подождать у нее дома. Однако Энни решила, что лучше еще раз зайдет к ней вечером.
Мадам Ламбер встретила Энни в приподнятом настроении. Женщину выдавала несвойственная ей суетливость и разговорчивость.
— Тереза моя приехала. Думала, она останется в Париже, но нет. Моя девочка решила быть поближе ко мне. Переберется в Сент-Клер, откроет шляпную мастерскую. Здесь-то вряд ли ее мастерство востребовано будет. Люди хотят что подешевле да попроще. А там все же город. Там народ приодеться любит. Да и я когда-никогда к ней смогу приехать повидаться, а заодно и тканей выгодно прикупить.
Энни не сразу узнала Терезу. Из розовощекой пухлой смешливой девушки она превратилась в сухую строгую даму.
Тереза сидела посреди комнаты, еще не сняв дорожного костюма, и разбирала многочисленные круглые коробки. Энни поразила ее мертвенная бледность, будто столица за шесть лет сумела высосать из цветущей девушки жизнь.
— Простите, у нас тут небольшой беспорядок, — бормотала мадам Ламбер, заглядывая в глаза Энни. — Тереза разбирает вещи.
Некоторые из коробок были раскрыты, и Энни увидела яркие причудливые шляпки, украшенные перьями и самоцветами.
— Какая красота! Они восхитительны! — не сдержала она возглас удивления.
— Правда? — Тереза изогнула бровь. Такое внимание к ее работам ей польстило, но она разыграла недоверие.
— Да! — выдохнула Энни. — А черные такие есть? Мне под платье и чтоб вуаль погуще.
— Примерьте платье, а я подберу то, что вам лучше подойдет.
Мадам Ламбер осталась довольна своей работой, Тереза тактично промолчала и улыбнулась поджав тонкие губы. Шляпку она подобрала быстро. Если говорить начистоту, то выбор был невелик. С собой Тереза захватила всего две черные шляпки. Эниане вуаль больше понравилась на той шляпке, что Тереза отвергла. Нужно отдать должное Терезе, с клиентами она работать умела. Без лишних слов она отколола короткую кокетливую короткую вуаль и на ее место в несколько слоев прикрепила длинную и густую.
— Вы так изменились. Я помню вас совсем другой, — Энни не сдержалась от замечания.
— Вы тоже. Вы были ребенком, а теперь стали девушкой.
— Вы не больны?
— Почему вы так решили? — доброжелательное выражение как ветром сдуло с лица Терезы.
— Вы очень бледны.
Неожиданно Тереза рассмеялась:
— Это белила. Так модно в столице. Если нанести чуть больше, то можно изображать призрака.
— Потрясающе! А вы не могли продать мне немного белил. В субботу мы идем на похороны герцогини Уэйн, и…
— И вы хотите на кого-то произвести впечатление? — заговорщически улыбнулась Тереза.
— Именно.
Тереза долго копалась в своих вещах, пока не нашла большую деревянную шкатулку. Энни восхитилась для приличия содержимым шкатулки, а Тереза, казалось, испытывала неподдельное удовольствие хвастаясь своей коллекцией разномастных баночек и пузырьков. Энни выпросила у Терезы помимо белил ужасающе красную помаду и несколько мушек. По тому, как широко расплылись в улыбке губы Терезы, когда та получала деньги, Энни догадалась, что она хорошо переплатила. Но в любом случае это того стоило.