Восьмая жена Синей Бороды
Шрифт:
— Он будет сражен наповал, — заверила ее Тереза.
— Надеюсь.
Накануне субботы Энни узнала у отца, к какому времени нужно быть готовой, чтобы успеть привести себя в порядок. Приготовления она начала заблаговременно, за два часа до выхода. Расставив возле зеркала приобретенное у Терезы добро и стащенную с кухни муку, она оценила фронт работы критическим взглядом. Траурное платье Энни предусмотрительно надела заранее, а волосы собрала в косу, чтобы не мешались.
Набрав пальцем белила из баночки, Энни поморщилась — консистенция была неприятная, липкая, не густая,
Осторожно Энни нанесла массу на щеки, нос, лоб. Кашица быстро впитывалась, и кожа тут же теряла живой цвет, будто выцветала. Исчезли веснушки на носу, пропал и загар, и румянец. Но Энни решила, что до совершенства далеко, и добавила еще пару-тройку слоев.
— Жу-у-уть! — удовлетворенно протянула она. — В гроб и то краше кладут.
Остаток белил она потратила на шею и то, что открывал вырез горловины платья. Повезло, что он был довольно скромным, иначе средства не хватило бы.
— Как-то очень бледненько, нужны яркие акценты, на похоронах один труп уже есть, — она достала помаду и аккуратно зачерпнула ее из пузырька.
Помада на губы не хотела ложиться ровно. Энни пожалела, что не спросила у Терезы, как правильно ее наносить. То ли подушки ее пальцев не были приспособлены к этому, то ли пользоваться надлежало чем-то другим. Как ни старалась Энни, контур получался неровным, будто она только что выпила бокал крови, а губы утереть забыла. В конце концов ей надоело возиться с губами, и она перешла к мушкам.
Задумавшись на пару секунд, Энни налепила все мушки так, что они слились в огромную отожравшуюся муху. Со стороны они казались уродливым, неровным родимым пятном, так неуместно расположившимся у ноздри.
Теперь оставались последние штрихи. Энни распустила ленту, коса распалась, золотыми волнами обрамив лицо.
— Никуда не годится, — посетовала Энни. — Но это поправимо.
Достав гребень, Энни безжалостно принялась начесывать волосы от концов к корням. Вскоре у нее получилось соорудить прическу в стиле «воронье гнездо». Пряди ото лба и висков все же пришлось загладить вверх, чтобы прическа хоть немного напоминала рукотворную. Иначе казалось бы, что Энни просто несколько лет не притрагивалась к расческе. Накинув на плечи старенькую шаль, чтобы не испачкать ненароком платье, Энни обильно присыпала волосы мукой. Неаккуратный пучок скрыла шляпка, и получилось очень даже сносно для первого раза. Эдакая восставшая из могилы кровопийца.
Энни натянула на руки атласные перчатки и спустилась к Жану, чтобы проверить, так ли хорош ее образ.
— Господь, господь, — пробормотал Жан, как только Энни возникла на пороге его комнаты. — Неужто смерть за мной пришла? А, это всего лишь ты.
— Нравится?
— Ты так омерзительна, что даже прекрасна. Но все-таки лучше б я тебе ногу сломал.
— Почему?
— Ты подумала о том, что о тебе подумают люди.
— Не будь таким занудой, как Франц. В Ольстене меня все знают. И всё, что хотели подумать, уже давным-давно подумали.
— Ты же не знаешь, кто будет приглашен. Может, будет приезжая знать.
— А тем, кто меня не знает,
— Ты так плохо знаешь людей. Им есть дело до всего.
— Много ты разбираешься в людях, — буркнула Энни.
Она бы добавила еще что-нибудь обидное, но в комнату вплыла Ханна, неся обед для Жана. Радушная улыбка исчезла с ее лица, а поднос с похлебкой и молоком чутьне выпал из рук, когда она увидела сидящую на кровати ужасающего вида женщину. Ханна пожалела, что она не держит святое распятие, иначе бы с ходу осенила им по голове эту нежить.
— Матушка пресвятая, — пробормотала она, решившись воспользоваться не по назначению подносом и пожертвовать похлебкой ради спасения сына.
— Ханна, это я, Энни, — разгадав ее намерения, торопливо произнесла нежить голосом Энни.
— Негодница, ишь чего удумала, людей на тот свет своим видом отправлять? — Ханна поставила поднос на стол и уперла руки в бока, нависая громадой над Энни. — А ты ржешь чего? Смешно ему! Сейчас живо отправлю на кухню овощи чистить. Болезный, а с луком поди справишься! — это она уже напустилась на Жана, а потом снова перевела метающий молнии взгляд на Энни: — Иди смой это немедленно и не позорься!
— Это для красоты. Так все знатные дамы делают.
— Как? Ныряют головой в мешок с мукой?
— Это белила и они очень дорогие, — Энни вздернула нос вверх.
— Мне богатых не понять. Вся дурь от безделья у вас, — проворчала Ханна и ушла.
Глава 11
Энни оставалась в комнате Жана до тех пор, пока отец не стал звать ее на выход. Она благоразумно предположила, что если покажется на ему на глаза раньше, то граф де Рени отреагирует на нее так же, как и Ханна, и заставит умыться. К ее счастью, Ханна была занята на кухне и не стала жаловаться на выходку Энни хозяину.
Конечно, появление из бокового коридора было не таким эффектным, как если бы Энни медленно и печально спустилась в холл по лестнице к ожидающему ее внизу отцу. Но граф все же вздрогнул, потом взял себя в руки и удивленно вскинул бровь:
— Что с тобой, Энни? — он с трудом подбирал слова: — Ты выглядишь весьма необычно. Бледная… очень бледная… И губы… И пятно у носа. Это грязь?
— А, это мушка, — Энни махнула рукой. — Так модно.
— Ты уверена?
— Конечно. Вчера вернулась Тереза Ламбер. Она подсказала мне, как выглядят знатные девушки в столице. И даже поделилась своими белилами.
— Тереза? — граф де Рени, поднял глаза к потолку, пытаясь вспомнить, о ком речь. — Ах, да, Тереза, хорошая девушка, — пробормотал он.
— Ведь ты же сам мне всегда говорил, что пора начать уделять внимание своей внешности, что я графиня, а не конюх. Вот теперь я выгляжу как истинная графиня.
— Как изменилась мода, давненько я никуда не выезжал из Ольстена, — растерянно произнес граф.
Энни опустила вуаль, и граф кивнул головой:
— Да. Так гораздо лучше.
Тит, подогнавший экипаж к крыльцу, и теперь суетившийся у кареты, помогая графу забраться в нее, никак не прокомментировал вид Энианы. Только то и делокосился на нее.