Восьмидесятый градус

Попова Елена

5 Февраля

Второй день подряд чувствую сильную усталость уже чуть ли не с начала дня. Отчёт я доделала вчера, сегодня почти закончила презентацию, значит, теперь дел меньше, наверное, смогу отдохнуть. Но нет ощущения, что эта усталость именно от дел, как будто есть что-то ещё. Может, мы подошли к магнитному полюсу или ещё что-нибудь такое? Колебания атмосферного давления… В общем, жду, когда это кончится.

Сегодня досмотрела «Ковбоя…» – как всегда, грустно.

После вчерашней радиопередачи была вдохновлена, сегодня после собрания зашла к геофизику-писателю – дать фидбэк и попросить новую литературу, мне же обещали про любовь как-никак, да и хотелось услышать, что хотел сказать автор своей «притчей про толерантность». Он удивился тому, что я хочу почитать ещё. Просто он не знает, что я читаю скорее не для удовольствия, а потому что знаю автора в лицо. Сначала я сообщила, что не поняла, при чём тут толерантность, а также зачем там такая подробная сцена разделывания тела. Оказалось, на автора со всех сторон сыплется пропаганда толерантности, которая создаёт проблемы на пустом месте… Мне нравится, что я научилась общаться с людьми, даже если я с ними во многом не согласна,

а не просто избегать. Но это ещё не главное. Он стал спрашивать меня, как мои успехи в рисовании птиц. Я призналась, что вся в делах и сил на это нет. Но вопрос, видимо, был ради того, чтобы поделиться своими мыслями. Он рассказал мне идею нарисовать мир глазами птицы. Что ж, идея интересная, тем более на нашей выставке пока в основном распечатанные фотографии птиц, да ещё и не всегда авторства участников экспедиции. Он пытался навязать мне это, но я сказала, что не рисую из головы (я правда не рисую из головы). Тогда он показал мне свой эскиз из нижнего ящика стола. Помню море, горизонт, волны, испуганную рыбу, а на переднем плане член. То есть клюв – это же глазами чайки. Как сказал автор: «Ну он же не острый должен быть». Я нервно засмеялась, он тоже. Сказал: «Я понял, что что-то не то, это не подойдёт» – не понесёт это на выставку. Кажется, этим рисунком он травмировал меня сильнее, чем литературой: я вернулась в каюту с флешкой с целым сборником рассказов (заслужила!) и продолжила смеяться в голос… Сижу, пишу, пью каркаде и подъедаю конфеты, выданные сегодня на полднике. Смешное совпадение: это и есть тот человек, которого я видела голым в раздевалке. Я уже и забыла, но Полина напомнила про этот эпизод в письме. Принимая душ, поняла, почему пошла к нему именно сегодня: на собрании сказали, что завтра работаем, будем делать станцию. Но подвижки есть, даже сегодня вечером были – теперь логика начальника мне непонятна… Никаких мыслей у меня не было, но падение настроения я заметила. Видимо, не хватило мне отдыха. Впрочем, я и не отдыхала вовсе. Ну и без общения с коллегами как-то легче живётся. А чтобы легче перенести новость, я постаралась сделать что-то приятное, например получить личное общение один на один.

7 Февраля

Ох, как же нервно было в последние пару дней. Вчера вместо нормальной станции была драга – это такой тяжёлый мешок, который волочится по дну и собирает большие камни на поверхности. Мы уже пробовали один раз, но тогда в него ничего не попало, в это раз тоже мимо. В общем, день был достаточно безмятежный, я доделывала всякие мелкие и не очень сложные дела, закончила делать презентацию. После обеда выпила кофе и была рада, потому что накануне он закончился, от этого было не по себе. Также удалось списаться с человеком в реальном времени. Драма началась, когда к вечеру мы вышли на вершину хребта. Я давно мечтала о колонке там – это очень ценный материал, и было бы большой удачей его заполучить. Тут я начала нервничать и не переставала до следующего утра, потому что мы могли проскочить нужный участок и остаться ни с чем, мы же дрейфуем. Хотелось агитировать коллег делать станцию тут же, поздно вечером или ночью, но я молчала, терпела. Лучше не стало: на собрании главный ледовик сделал свой прогноз: этой ночью льдина критично треснет. Тут мне стало страшно вдвойне – верить ему или нет? Было бы очень глупо находиться в нужном месте, но не иметь возможности работать. Я стала успокаивать себя, решила, что не буду паниковать, дождусь утра. Только настойчиво просила начать работать пораньше с утра, и коллеги согласились. Поздно вечером, когда я уже не была способна работать, решила посмотреть «Фаворитку». Вроде бы сработало – я легко погрузилась в этот мир, забыв обо всём. Ночью заставляла себя уснуть, чтобы встать к завтраку. Всё боялась услышать треск или что-то такое. Потом поняла, что рано уже не встану, решила спать хотя бы до полдесятого. Кое-как поспала, утром первым делом пошла за кофе в лабораторию и, конечно, посмотреть, идёт ли станция. Станцию начали, труба идёт на дно – какое облегчение! Осталось только её дождаться и начать работу. На борту труба была уже около десяти, и до вечера я с ней возилась. Хорошо, что помогал старший, иначе было бы совсем тяжело. После трубы гидрологи опускали розетту – тоже успех, а вот дальше пошли проблемы. Послышались странные специфичные звуки: вдоль кормы прошла совсем тонкая трещина, но это повод остановить работы. Об опускании нашего второго пробоотборника по плану не могло быть и речи, к ужасу химиков, которым так нужен был ценный материал. Я чувствовала себя победителем, поняла, что боялась не зря, а закончилось всё хорошо.

8 Февраля

Интересно, в какой момент дня я писала вчера – мне-то казалось, что времени совсем не было. Вчера был как будто мой день: сначала эта история с трубой и трещинами, а вечером после долгого обсуждения и сомнений выбрали смотреть «Унесённых призраками» – мой заказ. Я этого совсем не ожидала, так что была рада – лежала на двух креслах, как обычно, и болтала ногами в воздухе, когда решили смотреть его. Оказалось, начальник и главный гидролог не смотрели, и фильм вызвал у них сильную реакцию – начальник плакал, но был в недоумении, гидролог искал рациональное объяснение всему и не находил… Завязался долгий разговор. Кто-то удивлялся тому, что в кадре всё время еда – я сказала, что это критика капитализма (я где-то читала такое), все удивились. В общем, длинное хаотичное обсуждение, да ещё и поздно вечером вместо сна, немного отвлекло меня, я была довольна.

Сегодня с утра пошла доделывать слайды со вчерашней трубы. Словила флешбэк в двадцать девятое ноября, на следующий день после прошлой трещины. Я одна в лаборатории с чистыми волосами и нечищеными зубами делаю слайды на плитке, пахнет смолой. Где-то подо мной со странными скрипящими звуками трётся лёд о судно, наверху лихорадочно швартуются. Ощущение суеты и праздника. Понимаешь, что полевой работы в ближайшее время не предвидится, зато можно будет камералить в своё удовольствие и отдыхать. Ещё в этот раз почему-то в голове играла "Save your tears".

Тем временем ледовая обстановка «ухудшается» – лёд трескается, как ему хочется, наверное, так и должно быть, если посреди льдины вмёрзло судно, а ветер сильный, но для нашей работы это неудачно.

Утром сквозь сон слышала звуки, издаваемые как будто самим судном – кажется, волна напряжения пошла по корпусу практически со звоном. Я отмахивалась от звуков, как от мух – дайте поспать! Уснуть удалось, за несколько минут до обеда я проснулась от звонка старшего геолога – от предложил мне посмотреть на тонущий гараж. Это, конечно, очень интересно, но зачем будить-то? В окне меня ждала этакая «Лунная ночь на Днепре»: полная луна, рябь на тёмной воде, прожекторы светят так, как будто они киношные и создают иллюзию лунного света. Гараж и правда слегка осел в трещине, но не кажется, что критично. Позже его вообще вытолкнуло на льдину. И так весь день новые трещины то тут, то там. Перед полдником я вышла погулять на вертолётную площадку, увидела, что по правому борту уже просто огромное поле воды, все объекты лагеря сместились в разные стороны вместе со льдом. Хаос, зато ощущение, что происходит что-то интересное. В конце концов, все люди на борту, а процесс естественный и даже предсказанный.

9 Февраля

Закончился самый вкусный гель для душа и, что гораздо хуже, лучше всего работающий дезодорант.

10 Февраля

Пару раз думала, лёжа в кровати, когда мозг уходил в расслабленный режим: «Хочу на свободу». Интересно. При этом коллеги уже меня так не задевают, и вообще серьёзных проблем нет. Разве что стала уставать в последнее время, но неизбежные трещины меня спасли. Хотя сейчас и не настаёт беспечное время сериалов и книг, об этом ниже. Это я к чему: хоть и всё теперь как бы нормально, я по-прежнему хочу на сушу в нормальную жизнь.

Надо написать про мою лекцию, которая прошла вечером восьмого февраля (в День российской науки, на минуточку). Настроения у людей были несколько декадентские: трещины, отсутствие перспектив работы, остаётся только ждать замерзания… На лекцию пришли почти все из науки и пара человек из команды – врач и электрик. Достаточно быстро у меня сел голос – я редко говорю в принципе, а уж так долго, около часа, совсем нечасто. Добрый геофизик-бард принёс мне бутылку минералки и походную чашку – я минералку не пью, но тут пришлось. Он спасала ненадолго, но хоть это было лучше, чем ничего. Я оценила свою способность организовать структуру – поделила всё на блоки, давала в конце каждого время на вопросы, кажется, это было удачно. Многое, правда, было непонятно, приходилось кое-как объяснять. Я закопалась, нужно было вылезти на поверхность, говорить очень простым языком. Был и языковой барьер: к моему удивлению, некоторые не знали английского, а у меня часть информации была на нём, но я переводила всё. Ближе к финальной части, когда я показывала наши данные и давала интерпретацию, активизировался зам, который всю экспедицию периодически напоминает, что он вообще-то и в геологии разбирается. Он был очень скептичен насчёт некоторых методов, приходилось пытаться его переубеждать – на самом деле это было некой игрой… Из-за его громких выступлений казалось, что все присутствующие солидарны, никто мне не верит, но я старалась не поддаваться этому ощущению, продолжала сиплым голосом вещать своё. В самом конце к нему присоединился начальник, у них была одна претензия на двоих: использовано мало источников, написанных советскими и российскими учёными. Об этом я долго думала перед сном. Зам говорил, это обидно: у наших столько данных, столько исследований, а ты используешь иностранную литературу. Я всё думала, что надо как-то донести до него, что учёный должен быть непредвзятым и смотреть на качество данных, а не на то, откуда они пришли. И у «наших» на самом деле мало данных по центральной Арктике, больше по шельфу, что говорил, например, биолог, поддерживая меня, но его как будто не слышали. Многие в конце подошли и поблагодарили, сказали, как им понравилось. Утром на следующий день одна из биологов тоже сказала, что было очень хорошо, и я выдохнула. Лекцию приняли положительно, но из-за скептических возгласов пары человек впечатление поначалу было другим.

Кажется, лекция поспособствовала некоторой моей социализации – теперь со многими учёными общаемся как бы на равных… Есть ощущение, что здесь нужно своими действиями доказывать, что ты достоин уважения. Но это, наверное, везде так.

Вчера был день-определённость – я его фанат! Во-первых, с утра получила письмо от коллеги, с которым я советовалась по научным вопросам. Среди прочего он написал, что статью мне надо выдать уже к ротации. То есть теперь на меня будет давить статья, беспечные времена закончились. На самом деле я анализировала весь материал по ходу экспедиции, как раз чтобы вставить в статью – и вот она пришла, но почему-то неожиданно. Уже прикинула, какие данные собираюсь вставить, какие выкинуть, и всё же для меня самое невыносимое – писать текст. С ужасом жду того, как я буду заставлять себя.

Во-вторых, человек сообщил мне новость: он едет сюда вместо меня, в институте наконец-то определились. Я уже была готова к этому, но всё равно не заметила, как стала прыгать по комнате – если уж не могу рационально рассудить, хорошо или плохо для меня какое-то событие, вот доказательство того, что меня это радует. Так что он бежит делать документы (их там миллион), а я начинаю представлять нашу встречу. Главное, теперь есть ясность: мы увидимся на борту совсем ненадолго, а потом настанет моя очередь его ждать. И жить он будет, скорее всего, в моей каюте. Меня по-прежнему пугает жизнь на суше в одиночестве, но главное – необходимость каждый день являться в институт с утра пораньше, всё ещё не придумала, что с этим делать.

Днём попросили поснимать спасение крышки от дыры – а я и сама собиралась. Это уже происходило, когда всё треснуло в прошлый раз, но я не засняла. Выглядит это так: А. героически спускается на свежие нагромождения льда в корме на страховке, продевает стропы в ручки крышки и поднимается на борт по лестнице, после чего крышку поднимают краном. Я снимала всё это, прячась, как обычно, на «балконе» на третьем этаже, но лучший кадр получился с другим гидрологом, когда он отцеплял стропы от крюка крана – кран остался качаться, как маятник, это завораживало, получился красивый длинный план. Не знаю, войдёт ли это в фильм, как и множество моих других кадров в стиле «я – В. Херцог», но хоть один удачный кадр за съёмку считаю успехом и радуюсь. Может, потом смонтирую что-то из своего материала, а то будет жалко, если пропадёт.