Восьмой грех Альберта
Шрифт:
В аэропорту нас ждёт мужчина. И его я тоже узнаю. Когда я только очнулась, когда с трудом понимала, что происходит, в моей палате мелькали лица. И этот мужчина был среди них. Высокий, со светлыми волосами, я решила: он ошибся палатой, потому что стоял в дверях, так и не ступив дальше.
– Вера, это Миша, мой водитель.
Я оглядываю Мишу с ног до головы, но снова ничего не вспоминаю.
– Вы, наверное, не помните меня, – робко говорит Михаил. – Я работаю на Альберта Вячеславовича три года. Иногда вожу вас по делам тоже.
–
На лице водителя отражается удивление.
– Ты его вспомнила, Вера? А меня нет? – взволнованно спрашивает Альберт.
– Нет. Но он заходил ко мне, когда я лежала в больнице.
Мужчины заметно расслабляются, причём кажется, что каждый по своей причине.
– Да. Когда ты очнулась, мы прилетели вместе, – объясняет Альберт. – У меня были дела в Мюнхене, а у Миши международные права. Без него я, как без ног.
– И я попросил у Альберта Вячеславовича разрешения навестить вас. Уж простите, что потревожил, Вера Григорьевна. Мы все переживали за ваше состояние и были счастливы, когда вы пришли в себя.
– "Все" – это кто?
– Наши друзья, близкие, – поясняет Альберт. – У них не было возможности прилететь в Мюнхен. Скоро ты их увидишь.
Мы едем на заднем сидении дорогого автомобиля. Это чувство мне тоже знакомо. Едва уловимый запах вишнёвого ароматизатора воздуха. Образ водителя в белой рубашке с галстуком и в пиджаке. Сосредоточенный взгляд Миши в зеркале заднего вида. Я откуда-то знаю, что при нём можно говорить о чём угодно, обсуждать любые дела – он будет молчать. Он не просто водитель. Он провожатый, охранник, друг, если надо, слушатель. А если не надо, то механизм, ведущий машину в нужную точку, и не более.
– Чем я занималась до аварии, Альберт? – спрашиваю у мужа, наблюдая в окно городские пейзажи.
– Ты домохозяйка.
Чувствую укол в сердце из-за его ответа. Я думала, что к четвёртому десятку своих лет успела построить карьеру. Что у меня была яркая жизнь, верные друзья, увлечения. А я, выходит, только готовила, стирала и убиралась. И это моя реальность?
– И часто я сидела дома?
– Часто. Тебе нравилось вести хозяйство. Но с подругами ты тоже встречалась. Хотя чаще проводила время со мной. Твоя работа – быть хорошей женой и, – Альберт прочищает горло, – любить меня. И ты отлично справлялась.
– А чем занимаешься ты?
– Я веду бизнес. У меня два автосалона в городе.
– А я интересовалась твоей работой? Может, хотя бы помогала тебе?
Цепляюсь за ростки надежды. Не могла же я интересоваться только сковородками и пипидастрами. Это так скучно и бесперспективно.
Альберт начинает смеяться. Приглушённо, мягко.
– Нет, Вера. Бизнес – сложная штука. Тебе это было не нужно.
Я опускаю взгляд на свои руки. Ногти, заросшие кутикулой, заусенцы. Вспоминаю своё отражение в зеркале и мысленно содрогаюсь.
– А хотя бы собой я занималась? Мне бы в салон красоты. Я себе не нравлюсь.
– А вот это светлая мысль, – говорит муж,
– В моём телефоне наверняка есть контакты.
Альберт кивает с задумчивым видом.
– Поищем.
К вечеру мы приезжаем домой. Это квартира в элитном доме. Я стою у двери, пока Альберт достаёт ключи и думаю: какой он, мой дом? Хочу поскорее увидеть свои вещи. Взять в руки телефон, посмотреть контакты и фотографии. Хочу вспомнить себя.
Глава 4
Мы с Альбертом живём в двухэтажной четырёхкомнатной квартире. Куда ни взгляни, везде дорогой ремонт. Интерьер выдержан в современном минимализме. Минимум деталей, минимум цветовых оттенков. В основном всё в серых, зелёных и бежевых тонах. На первом этаже одна большая гостиная с электрокамином и наша спальня. Наверху ещё две гостевые комнаты.
– Здесь ты наводила марафет, – Альберт указывает на серый зеркальный столик в спальне.
На нём ничего не стоит, а вся косметика, духи, расчёски и аксессуары оказываются в ящике внутри.
Я сажусь на пуф у столика и начинаю жадно изучать содержимое ящика. Брендовые духи с ненавязчивыми ароматами. Три флакона. Мне нравятся эти запахи. Пудреница, чёрный карандаш для глаз, коричневый для бровей, прозрачный блеск для губ. А я не слишком любила краситься. Ещё внутри оказываются баночки со всевозможными кремами, бутылочки со спреями и тому подобное.
Следом я перехожу к шкафу-купе.
– Правая половина твоя, – подсказывает Альберт, всё это время наблюдавший за мной.
Я отодвигаю дверцу. На вешалках несколько платьев, юбки, брюки, джинсы, кофты – почти всё в классическом стиле. Я только думаю: и зачем домохозяйке столько официальной одежды?
– Куда я в этом ходила, если в основном сидела дома?
– По магазинам, на встречи. У тебя строгий стиль в одежде. Мне всегда это нравилось. А вот тут, – Альберт выдвигает ящик.
Моему взгляду открывается самое разное нижнее бельё: белое, чёрное, красное, с кружевом и без, даже прозрачное есть.
– То, в чём ты ходила по дому. Под халатом, конечно. На тебе всегда было красивое бельё под домашней одеждой, когда ты встречала меня с работы.
Я неловко поглядываю на Альберта и понимаю, что спать с ним я пока точно не готова. А он явно на это намекает.
– Сначала я должна привыкнуть к обстановке. И к тебе.
– Я понимаю, Верочка. – Он обнимает меня за талию и подглаживает по спине. – Я не давлю.
– Спасибо, Альберт. – Освобождаюсь из его объятий.
В ответ он понимающе кивает.
– А где мой телефон? И вещи, которые были со мной в момент аварии?
– Они в шкафу. Сейчас.
Пока Альберт ищет пакет с вещами в шкафу, я осматриваю комнату. На прикроватном столике электронная фоторамка. На ней сменяются наши с Альбертом фотографии. Ни одного нового лица.