Восьмой грех
Шрифт:
— У меня есть только одно предположение, — ответил кардинал Моро.
Саччи согласился с кардиналом, как, впрочем, и монсеньор Завацки.
— Государственный секретарь Филиппо Гонзага, — сказал Джон Дука. Он повел плечами и вздрогнул, как будто эти ело ва причинили ему боль.
— Гонзага, Гонзага, Гонзага! — раздраженно закричал кар динал Моро. — Иногда мне кажется, что Бог послал нам дьявола в облике этого человека, чтобы проверить нас!
Секретарь Абат опустил голову и сложил руки в молитве Он уже давно перестал записывать, Опыт подсказывал Абату,
— Брат во Христе, вы можете нам рассказать, для чего предназначались сто тысяч долларов, которые нашли у Гонзаги во время несчастного случая?
— К сожалению, нет. Мы знаем, что у государственного секретаря есть средства для особых случаев. Они находятся на отдельном счету, который не включен в баланс банка Ватикана Насколько мне известно, они хранятся в одном из семи сейфов тайного архива, где была и плащаница.
Тогда все взоры обратились на Джованни Саччи, главу тайного архива.
Но монсеньор только отрицательно покачал головой:
— Нет, нет, нет! Упаси меня Господь от этого. Вступая в эту должность, я дал священную клятву Богу, что буду соблюдать все законы Церкви. К этому относится и хранение тайн. Когда же настанет мой час, я унесу эти тайны в могилу.
— Даже если на кону стоит судьба святой Церкви?
— Церковный закон не знает исключений. И вам, ваше высокопреосвященство, не нужно этого объяснять. Я думаю, что не возьму грех на душу, если скажу вам, что я знаю, где Гонзага хранит данные о счете.
По комнате прокатился глухой рокот, а затем вновь вег умолкли.
Монсеньор Завацки удивленно посмотрел по сторонам и, не обращая внимания на архивариуса, в гнетущей тишине произнес:
— Но кто, собственно, сказал, что Гонзага тратил эти деньги на плащаницу нашего Господа? Принимая во внимание значение предмета, сто тысяч долларов — это просто богохульство. А Гонзага не тот человек, который может продать плащаницу за такую смехотворную сумму.
— Может быть, — вмешался Арчибальд Зальцманн, — мы все думаем об одном и том же?
— Награда за молчание! — воскликнул кардинал.
— Гонзага с помощью этих денег хотел заставить замолчать соучастника, — поспешил вставить Зальцманн.
Джон Дука кивнул и продолжил:
— Нужно установить слежку за государственным секретарем. Его частые поездки, его сомнительные встречи вне курии — все это вызывает подозрения.
Бруно Моро уныло произнес:
— Как вы себе это представляете, братья во Христе? Гонзага, в силу своих служебных обязанностей, поддерживает контакты курни с внешним миром. Он не только министр иностранных дел города-государства, но и глава правительства в стенах Ватикана. Как вы намереваетесь следить за ним и при лом оставаться незамеченными?
— Позвольте сказать, — вмешался монсеньор Абат. — Нужно попытаться привлечь на свою сторону секретаря Гонзаги, Джанкарло Соффичи.
Предложение вызвало неоднозначные отклики. Завацки и Зальцманн посчитали, что это весьма рискованно. В качестве аргумента монсеньор
Джон Дука, напротив, считал Соффичи человеком, страдающим от высокомерия и властолюбия государственного секретаря: несмотря на выгодную должность и возраст, помощник кардинала еще ни разу не избирался панским капелланом.
— Могу себе представить… — продолжил Дука.
— Кардинал Гонзага мог бы предложить Соффичи должность папского капеллана, — будто прочитав мысли Дуки, ска зал Моро.
— Ваше высокопреосвященство, — откликнулся тот, — вы серьезно считаете, что его святейшество откажет вам в продвижении по службе Соффичи? Причина найдется всегда. Для кардинала Гонзаги это было бы сродни позору. А Соффичи, я в этом уверен, просто будет готов на все от благодарности. Таким образом, мы сможем насолить Гонзаге.
— Неплохая мысль! — На лице Моро впервые за весь вечер появилась улыбка, хотя и сдержанная.
Тут вскочил монсеньор Саччи и взволнованно закричал:
— Братья во Христе, разве вы еще не поняли, что мы поощряем зло? Мы, люди Церкви, последователи святого Петра, ведем себя подобно фарисеям. Наши интересы сейчас касаются греха и преступления, а не веры и избавления. Ради власти и влияния апостолической иерархии уже не останавливаются перед убийством. Как говорит пророк Иеремия? «Воистину, вы надеетесь на обманчивые слова, которые не принесут вам пользы. И потом приходите и становитесь пред лицом Моим в доме сем, над которым наречено имя Мое, и говорите: „Мы спасены, чтобы впредь делать все эти мерзости. Не соделался ли вертепом разбойников в глазах ваших дом сей, над которым наречено имя Мое?“»
Монсеньор снял очки и протер стекла белым платком. Потом он снова уселся на стул.
Кардинал Моро долго смотрел на Саччи испытующим взглядом. Он не ожидал такой вспышки гнева от обычно сдержанного архивариуса. Когда их взгляды пересеклись, префект угрожающим тоном тихо сказал:
— Монсеньор, ваше благородство и вера в законы красят вас, но факт остается фактом: в наших стенах появился дьявол. И как учит нас история Церкви, дьявола в особых случаях нужно изгонять огнем и мечом. Скажите мне, брат во Христе, как мы можем освободиться от цепей, в которых при скверных обстоятельствах оказалась наша Церковь? — Моро заговорил громче: — Я спрашиваю вас: как? Отвечайте, монсеньор!
Саччи молча смотрел в пустоту.
Речь Моро становилась все экспрессивнее.
— Разве вы не понимаете, что речь идет о вас, обо мне, о на шем существовании? — вопрошал он. — Но речь не только о нас — вопрос стоит о дальнейшем существовании Церкви. И ключевая фигура здесь — Филиппо Гонзага.
— А что, собственно, мешает провести отстранение его от должности? — осторожно поинтересовался Джованни Саччи. — Вы, ваше высокопреосвященство, принадлежите, по-моему, к двадцати пяти членам правления.