Воспаление колец
Шрифт:
Лепоглаз покосился на дохлых чморков:
– А наши хрюкки... что ты знаешь о них?
– Многое, – важно ответил маг. – Но время говорить об их судьбе еще не пришло.
«Ага, – сообразил Элерон. – То есть о хрюкках ты не знаешь ни хрена».
Гнусдальф усмехнулся:
– Что ж, значит, вечер Вопросов и Ответов закрыт! И я...
Приосанившись, он сделал шаг назад и случайно наступил каблуком на нос Гнивли. На рев гнома быстро сбежались рахитанцы, вооруженные вилками, ножами и котелками: им показалось, что тройка героев режет целый выводок
– Эй, эй, ну что же вы, в самом деле... – растерянно и немного застенчиво проговорил Гнусдальф. – Право, сильномогучие мужи, я ничем не заслужил такого поклонения! Ну, облобызать мне туфли, я еще понимаю, но так... Кстати, совсем забыл! – Он развернулся к лесу и вдруг истошно завопил: – ХЭЙ! ЯХХ-ХУУ!!!
На его зов из-за деревьев выскочил статный белоснежный олень. На его спине лежало восточное седло, расшитое золотом и жемчугами. Лягнув привязанного поблизости Жупела, олень подошел к магу и сунул морду в оттопыренный карман его смокинга.
Гнусдальф потрепал оленя по холке. Затем вытащил из кармана бутылочку с белым порошком и соломинку. Он вытряс немного порошка на ладонь, спрятал бутылочку и вставил соломинку в правую ноздрю оленя.
«Вс-с-с!» – с таким звуком олень втянул часть порошка с ладони мага. Затем процедура повторилась с левой ноздрей. Звучно икнув, олень отошел в сторонку и сделал заднее сальто.
– Хорошая, хорошая Канифоль! – зааплодировал Гнусдальф.
– Канифоль? – вскинул голову Эл-Мер. – Однако это... Светлоглазка!
Брык! Брык!На сей раз Канифоль-Светлоглазка просто решила сплясать гопак.
– Да, мой недоразвитый сын, а если разобраться, то и вообще не сын, – ответил Гнусдальф с мягкой улыбкой и показал Эл-Меру твердый кулак. – Я назвал ее Канифолью, потому что «Светлоглазка»... м-м-м... так назвать оленя может только полный дурак. Или чистокровный рахитанец, что, вообще-то, одно и тоже. Лишь я один смог укротить эту жемчужину рахитанских табунов, и лишь моей воле она покорна!
– Ух ты! – крикнул очнувшийся Гнивли. – Так покажи нам скорей что-нибудь из этих ковбойских трюков!
– Сейчас не время для трюков и всяческих шоу! – гневно отрезал маг. – Нас ждут срочные дела. Собирай свое барахло, Переделанный Гнивли. Для осуществления моего блестяще задуманного плана мы немедленно отправляемся в Купорос!
Канифоль за спиной мага пошла вприсядку.
– Это кто Переделанный? – заверещал Гнивли. – На себя посмотри! Напялил белые штаны и думает, что все ему можно!
Гнусдальф с усмешкой развел руками:
– Я-то здесь при чем? Этот диагноз тебе поставили при рождении. Сказать по правде, я на нем присутствовал – гадкое зрелище...
– Папа? – с затаенной надеждой спросил гном.
– Дурачок, – ласково сказал чародей. – Борода – вот атрибут моей невинности!
После этой загадочной фразы, смысла которой не понял
Чародей лихо запрыгнул в седло.
– Все на Купорос! Немедленно! – вскричал он. – Мрачный черн... Тьфу, черный мрак собирается!
– Негры взбунтовались? – опешил Лепоглаз.
– Нет, Сарукан проснулся! Все в седла! Вперед!
Его зажигательный порыв был таков, что рахитанцы, помня старого прохиндея по его прошлым делам, мигом смели лагерь и заняли места в седлах. То же проделали и наши герои, хотя, по правде говоря, им чертовски хотелось спать.
– На Купорос! – вскричал маг, размахивая шляпой.
– А зачем мы едем в Купорос? – спросил Элерон.
– Там узнаешь, – ответил Гнусдальф, дал шенкелей Канифоли и умчался в степь.
– Снова переться черт знает куда! – заплакал Гнивли за спиной Элерона. – Вот увидишь, эти скачки меня доведут до усрачки!
– Умолкни, ради всех католических святых! – раздраженно сказал Бодяжник. – И как только тебя выносила твоя семья?
– Моя мать... – расхныкался гном. – Увидев меня, она повесилась на следующий день после моего рождения. Меня выкормила бродячая сука.
Элерон поперхнулся:
– То есть ты имеешь в виду собаку?
– Нет, кошку! – отрезал Гнивли. Потом всхлипнул и признался сквозь слезы: – Конечно, собаку. Она была дворняжкой, а звали ее Мэри Джейн.
– Но отец! – воскликнул Бодяжник. – Он-то как же?
Гном жалобно зарыдал.
– Отец неизвестен. Ходили слухи о каком-то залетном колдуне, но это были лишь слухи...
– Ну а дедушка? – не сдался Бодяжник. – Бабушка, наконец?
– Дедушку убили раньше, – всхлипнул гном, – еще до моего рождения. Он отправился в казино, забыв дома кошелек. Его нашли в та-аком виде!.. А бабушка после этого сошла с ума и убежала с бродячим цирком. Я вырос на улице, говорить не умел, только лаял по-собачьи и бегал на четвереньках. Совершенно случайно меня отыскал Гной Перешейк, когда я рылся в мусорном баке его семьи. Он страшно удивился, он сам собирался там порыться, когда жена уснет. Но жалость овладела его душой, и он приютил меня, научил говорить и правильно ходить. В его роду, знаешь, почти все ходили на двух ногах, кроме одного дяди... Днем я готовил его семье обеды, а по ночам подрабатывал, драя общественные туалеты. А потом я повстречал свою любовь... Его звали Джон, и он копил деньги на перемену пола. Как сейчас помню...
– Уймись, ошибка природы! – не выдержал Элерон. – Попроси Гнусдальфа, он тебе валерьянки пропишет!
– Я раскрываю тебе душу, а ты не хочешь слушать! – обиделся Гнивли. – Так вот, у нас был секс, когда она стала Джоанной, но мое либидо оказалось слишком сильным для нее, и она отрезала у меня... Нет, назад, конечно, пришли, да только не тем местом, пришлось перешивать. А Джоанна после этого бросилась под...
– О-о-о, заткнись, заткнись, заткнись! – простонал Элерон.
<