Воспевая утреннюю звезду
Шрифт:
– О нет! – Улфред вовсе не желал осуждать поступок человека, которого все признавали воином большого ума. Он только грустно покачал седой головой, хотя слова его прозвучали упреком: – Окрестные леса опасны, очень опасны!
Уголки рта Вулфа грозили вот-вот сложиться в усмешку над плохо скрытым упреком пожилого фермера. Он скосил глаза на Адама и с облегчением увидел, что реакция старика забавляет его так же, как и самого Вулфа.
– Лорд Адам получил урок: глухой ночью на него напали. Но и трусливые убийцы тоже получили урок, встретив отпор
Понятие такта было неведомо Улфреду, да и необходимости в нем он не ощущал, поэтому он и не подозревал, как глубоко задел человека, которым восхищался. Представив себе самодовольных безусых юнцов, напавших на лорда Адама, он крепче сжал посох, откинул голову назад и радостно закудахтал, когда представил, как кучка негодяев обратилась в бегство, неожиданно встретив грозного врага.
Вулф подождал, пока старик успокоится: у него были свои причины для разговора с бесхитростным фермером.
– Лорд Адам думает, что неуловимые нарушители, творящие зло на моих землях, могут оказаться теми же самыми злодеями, что пытались убить его. Поэтому он согласился на время отдать в наше распоряжение свою крепкую руку и светлую голову, чтобы мы смогли избавить Трокенхольт от этих негодяев.
Улфред выражал свое одобрение с тем же энтузиазмом, что и упрек. Он энергично закивал головой и усмехнулся, демонстрируя отсутствие изрядного количества зубов.
– Ты первый из моих людей, кто видел этих злодеев, поэтому я прошу тебя повторить лорду Адаму то, что ты рассказал мне.
Гордый своей важной ролью Улфред просиял. Он немного помолчал, кивая головой и собираясь с мыслями.
– Похоже, ночь – их любимое время. Вчера вечером в сумерках я ехал домой и наткнулся на только что убитого оленя. Он был убит стрелой, пущенной в самое сердце. Я еще дивился точности выстрела, когда меня окружили незнакомые люди, – с негодованием рассказывал Улфред. – Это были лесные браконьеры, чтоб их поскорее настигла смерть! И что самое удивительное, начальником у них был молодой парень, самый младший из них. Он предложил мне монету за то, чтобы я не распускал язык.
Замолчав, он одной рукой придержал посох и шапку, а другой начал рыться в сумке, висевшей на тощей груди. Наконец он нашел то, что искал, и, наклонившись, положил на голый дощатый стол между двух илдорменов блестящую золотую монету.
– Мужчины постарше были недовольны, но я не дал парню передумать и схватил золото, – он кивнул в сторону лежавшей на темном столе монеты, от которой, казалось, исходило сияние. Он взглянул в глаза своему господину: – Но вы же знаете, что как только поднялось солнце, я принес ее сюда.
Улфред вздохнул, ожидая заслуженной похвалы, и все четверо сидящих за столом не замедлили выразить признательность и высокую оценку его поступку. Пока Адам тщательно рассматривал взятую со стола монету, Вулф напомнил старику:
– Однако ты видел не только оленя и монету, не правда ли? Ты видел еще кое-что интересное. – В рассказе фермера была опущена самая важная деталь. Старика
– О кольце?
Улфред был недоволен, что господин настаивает на упоминании той чертовой вещицы, которую он исключил из рассказа, как лишнюю подробность, потому что она только мешала. Хотя кольцо и было красивым, но недорогим – без драгоценных камней, и даже не золотое. Ха! Монета была куда дороже, чем та никчемная вещица.
Упоминание о кольце тотчас же привлекло внимание Адама.
– У их вожака, у этого молодого парня, на мизинце была странная штуковина из переплетенных полосок золота, серебра и бронзы.
Адам почувствовал, что сейчас узнает нечто важное. Ему стало досадно, что дело продвигается так медленно, но он сдержал нетерпение и спросил:
– А как были переплетены эти полоски? Какой металл был сверху?
– Бронза. – Улфред начал понимать, что пропущенная подробность может оказаться ключом к загадке, которую пытались решить господа. – Похоже на то, что полоски эти сплетались в какой-то знак, вроде того, что писцы изображают на пергаменте. Но я не знаю его названия.
Адам быстро вынул из кармана письмо, полученное им от Элфрика.
– Пип, – позвал он, – принеси-ка нам холодный уголек из камина, чтобы наш друг Улфред смог нарисовать нам знак, который он видел. – Адам не мог ждать, пока принесут перо и чернила, да и рисовать пером старику было бы непривычно.
Пока Пип рылся в пепле, отыскивая уголек, Адам расстелил пергамент на толстых дубовых досках стола. Он счел это знаком судьбы – последняя мольба Элфрика о помощи будет использована для того, чтобы поймать тех, кто погубил его, или, по крайней мере, указать путь к их поимке.
Улфред стремился загладить свой промах, сожалея, что не сразу рассказал обо всем. Он взял дрожащей рукой уголь и принялся за дело. Нахмурив брови так, что они сошлись на переносице, Адам наблюдал за тем, как старик с трудом выводил некое подобие латинской буквы «S». Примерно так же, только гораздо более искусно его брат и отец выводили эту букву в начале страниц рукописей, и эта же буква использовалась при составлении различных орнаментов в изделиях, предназначенных для влиятельных людей. Буква подтверждала догадку, которая возникла при упоминании о бронзовой полоске.
Адам взглянул на Вулфа. Они без слов пришли к одному и тому же выводу. Информация, полученная от Улфреда, подтверждала все, о чем догадывался и чего боялся Вулф, но она не проясняла, что за всем этим стоит. Они оба понимали, что полученных из вторых рук свидетельств в виде рисунка и сообщений о кольце недостаточно, чтобы они могли послужить серьезными обвинениями для осуждения высокородного негодяя. А без серьезных доказательств этот «молодой парень» продолжит творить зло, и над округой по-прежнему будет висеть угроза. Если бы только они смогли узнать, зачем и почему…