Воспитан рыцарем

О'Санчес

— Зубы не заговаривай. Вдвоем будем?

— Лин еще мал. Лин, иди сюда. Оставь щенка на подстилке. Какую ему кость? Эту? Да она же с него размером… Ну, дай. И иди к нам. Лин, мы со Снегом сейчас разомнемся малость после ужина, покидаем ножи в цель, а ты смотри и учись…

Этот вечер Лин сохранил в своем сердце навсегда, бережно, каждый миг…

В пещере почти темно, только два факела на стене, по обе стороны старинного медвежьего тотема, невесть как попавшего к Снегу, да неяркий огонь в очаге… Тени от факелов и очага танцуют свой странный беззвучный танец, оба взрослых поочередно бросают тяжелые

ножи в тотемный столб, с расстояния десяти шагов. А шаг — это когда оба шага сделаны, левой и правой ногой, то есть, десять шагов — тридцать локтей. Уговорились все-таки по десять бросков с одной руки, и по пять — с двух. В обоих случаях победил Зиэль, он попадал в цель лучше, чем Снег, хотя в бросках с двух рук Снег уступил Зиэлю совсем немного. Лин желал победы Зиэлю, конечно же, и тихо радовался его успеху.

— Однако, ты мастак! Есть на кого мальчишку оставлять, душа спокойна будет!

— Чья душа? Твоя душа? Если ты такой заботливый, так и взял бы его с собой? Кроме того, я не собираюсь выращивать из него дуэлянта и разбойника.

— Мы уже об этом говорили, что толку одно и то же молоть. Учи тому, что знаешь. Да и в твоей мерной нравственной линейке — гораздо правильнее будет, чтобы не я, а ты его воспитывал? Не так ли? Видишь, опять я тебя уел, на твоем же поле битвы.

— Уел, уел. Не пора ли нам всем спать? Или еще по черпачку на сон грядущий?

— Без вина? Нет уж, народная мудрость твердо гласит: следует быть умеренным в жратве на трезвую голову. Как это ты поленился запастись хотя бы одним кувшином? Ты бы хотя бы дорожное кислое для гостей держал, коли сам постишься…

— Не желаешь похлебки? Как хочешь. Тогда и я не буду. Этих не спрашиваю, и так видно, что оба облопались по самые уши. Сегодня я ему и тебе здесь постелю, не возражаешь?

— Нет. Мне поближе к огню, а щенки, небось, вместе захотят, пусть уж их…

— Пусть. Умываться — там же, — Снег махнул рукой в сторону коридора. — Как умоетесь и начнете укладываться — факелы погасите.

Лин с Зиэлем согласно кивнули.

ГЛАВА 6

— Ох, и славное утро народилось! Такое ощущение, что нет и никогда не было на белом свете облаков и грозы! — Зиэль наклонился, потряс бородой, и словно бы маленький дождик из черной тучи просыпался на утрамбованную землю внутреннего двора.

Вчерашняя буря, подобно пьяному трактирному постояльцу, отбушевала на размер души, но сполна расплатилась с окрестностями за свое буйное веселье — безоблачным утром, свежестью, радостным щебетаньем птиц, запахами цветов и земли.

— Иногда я жалею, что не поэт.

— Так займись, кто мешает? — Снег проснулся раньше гостей, он с самого раннего утра похаживает по дворику, приводит в порядок растрепанное ливнем и ветром хозяйство. Зиэль и Лин умываются тут же, с помощью воды из рукомойника, а Гвоздик наводит чистоту языком и когтистыми задними лапками.

— Может, и займусь, когда-нибудь, когда бродячая жизнь надоест. Сидеть себе под цветущим розовым кустом, у тихого пруда, бренчать себе на гуслях или арфе, приманивать молодух на волнующие звуки бархатного голоса и серебряных струн… Что может быть слаще и беззаботнее? А вот сортир — точно себе заведу, твоему подобный, который там, в пещере. И еще

лучше сделаю. Чтобы обязательно с видами, без этой знаешь ли… сугубо бытовой сортирно-чуланной скуки… Кашкой покормишь на дорогу? У тебя есть молоко?

— Молоко у меня — было, что называется, до вчерашнего вечера. Но — скисло, так что придется тебе обойтись вчерашней похлебкой. Зато и настоялась она за ночь, истинный вкус набрала. Сейчас подогрею.

Зиэль стоял, расставив ноги, посреди дворика, крутил поочередно руками и шеей, улыбался и негромко урчал, только не разобрать — поет он или просто разговаривает сам с собой. Был он в одних портках, босиком, без шапки, по пояс голый, и Лин в очередной раз поразился волосатости его тела. Не волосы, но почти что шерсть обильно покрывала его руки, спину, живот… А на груди заросли вылезли настолько буйные, что казалось — даже борода вот-вот провалится в них и потеряется навсегда… Зато голова его налысо обрита — Зиэль сам скоблит ее через два дня на третий странным складным ножом…

— Не робей, Лин! Твой черед жизнь на долгосрочной основе устраивать, опять же — учиться, пока молод… А мне пора в дорогу… Авось, и встретимся когда-нибудь, посидим за чарочкой… Ах, ты же у нас противник вина! Впрочем, сейчас противник, но вырастешь…

— А ты вернешься? Мало ли что… На обратном пути, в эти края?..

— Может быть, еще не задумывался. Хочу навестить варварский юг, посмотреть иные, отличные от имперских, обычаи… Я их видел и жил по ним, да не худо бы освежить все в памяти… И вообще… Проверить обоснованность кое-каких легенд… За тридевять вод сплавать…

— Насчет Морева?

— Ух ты! Э, Снег, ты слышал? — вышедший из дверей Снег выставил к солнцу улыбку в седой бороде и с хрустом потянулся, очень даже молодецки.

— Ничего не слышал, похлебку грел.

— Парнишка, оказывается, тщательно впитывал все наши с тобою разговоры и теперь интересуется концом света!

— Все мы им интересуемся. Пойдемте в дом. Раньше попрощаемся — раньше день откроется — для всех из нас и для дел, которые предстоит совершить каждому из нас.

— Говоря проще — выпроваживает непрошеного и незваного гостя. Ну-ну.

— Я не выпроваживаю, а вношу ясность, у тебя дела — и у нас дела. Кстати, в мошне можешь не копаться, денег я не возьму.

— А я и не… Но насчет парнишки я все-таки хотел…

— И его счет в твоих деньгах не нуждается. Не сердись, Зиэль, однако и не вноси лишней смуты в сию обитель, где только один закон — мои представления о сущем.

— Слышал бы тебя Император и его прево… Впрочем, как скажешь… — Зиэль притопнул одним сапогом, другим, заправил в них штанины, натянул свою черную рубаху… — Ты же знаешь — я человек покладистый.

— Трижды соврать в одной-единственной фразе! Аж завидки берут, я так не умею. Пойдемте, остынет.

— Вот ты книжник, Снег, ученый из ученых, мудрец из мудрецов, объясни мне загадку, которая столько трудных и горестных лет подряд не дает мне покоя…

— Ну?

— Зверский аппетит — он укорачивает трапезу или удлиняет ее? Вельми голодный человек ест — дольше или быстрее? А может быть — то выходит на то, и без разницы получается в итоге? А?

— Пустая болтовня ее удлиняет, это точно. И укорачивает жизнь. Но если тебе угодно знать мое…