Воспитание драконов
Шрифт:
— Он жив. Он должен был выжить.
Он смотрел, как мама свободной рукой массирует себе лодыжку. Она верит! Значит, и ему надо верить? А как насчет того, что сказал охотник? Был ли отец и правда добрым драконом? Всего несколько дней назад он бы без колебаний принял сторону отца, что бы ни случилось. Но теперь, когда отец вырвал у него из-под ног все устои, точно тонкий протертый половик, он уже не знал, чему верить. И потом: почему он должен принимать на веру какое-то древнее пророчество, особенно если оно сохранилось только в памяти того, кто на него полагается?
Билли
— Мама, ты на самом деле веришь, что это правда? Потому что у него был такой вид…
— Я знаю, но сейчас я не готова обсуждать другие варианты.
— Ладно. Что делать с Бонни? Если мы знаем, что папа жив, то, может быть, сначала поискать ее?
— Неплохая идея. — Она пожала плечами. — Но это не важно. Мы все равно не знаем, в какую сторону идти.
— И что же нам делать?
Она стала озираться по сторонам, и вдруг ее взгляд замер, словно она приметила что-то вдали. Билли тоже поглядел туда. Склон горы покрывали деревья всех размеров. Промеж них было достаточно места, чтобы обеспечить хороший обзор, потому что высокие белые и серые стволы были голые и тощие. Всю землю под ними насколько хватало глаз усыпала листва. Иные из листьев еще сохраняли свою форму и осеннюю желтизну, но большинство уже скорчились и потемнели, свалявшись в серый ковер, шевелящийся под порывами ветра. Билли послушал их невнятный шепот, вдыхая запах гор, сладкий древесный аромат, чистый и холодный, нежно пощипывающий ноздри. Потом обернулся к маме и ждал, что она скажет.
— Мне кажется, ты должен искать дорогу, — наконец проговорила она. — Надо прежде всего позвать на помощь.
— Да. Я так и не знаю, понял ли кто-нибудь, что я сказал по рации. Может быть, нас никто и не ищет. Но я видел дорогу, пока мы спускались, так что я соображу, куда идти.
— Тогда тебе лучше не терять время. Папа обычно летит вблизи хайвея, если есть возможность. Он, наверное, и вправду здесь где-то неподалеку. Ты иди. А то скоро начнет темнеть.
Уолтер Фоли любил осенний городской фестиваль. Это был его самый любимый праздник после Рождества. Он по привычке приехал в парк пораньше, чтобы помочь установить бойскаутский водяной аттракцион. Он был одним из вожаков в местном скаутском отряде, и ему в обязанности вменялось помогать на празднике, но он делал это с удовольствием. Где еще он смог бы побыть ярмарочным заводилой и пошутить над своими учителями, которые покорно позволяли ему над собою смеяться и храбро окунались в ледяную ванну? Но они знали, на что идут. К тому же Уолтер заверил их, что добровольцев сбежится достаточно, так что каждое погружение стула в воду будет коротким.
Уолтер схватил из ивовой корзины кожаный мячик для игры в софтбол и принялся подбрасывать его в воздух на фут-два, ловя его той же голой рукой. В холодном вечернем воздухе шлепки мяча о ладонь слегка обжигали кожу, но это было приятное жжение; оно обещало веселый вечер.
Как обычно, городской совет постановил отпраздновать День города накануне Дня благодарения.
Каждый год в городе отмечали дату его спасения, на шесть дней помещая у входа в парк трехфутового бронзового бурундука. Все, кто проходил мимо, гладили его по голове или клали к его ногам желуди — в память о тех добрых бурундуках, которые спасли бедного поселенца от голодной смерти.
В этом году погода выдалась холодной. Не то чтобы слишком холодной для Западной Вирджинии в ноябре, но как раз такой, которая придает празднику аромат поздней осени. Когда горожане собирались вместе, День города становился похож на вечер в семейном кругу. Женщины в толстых свитерах, мужчины в утепленных куртках прогуливались от киоска к киоску, иногда рука об руку, в сопровождении скачущих в вязаных лыжных шапочках детей, пожирающих кукурузные лепешки и облака сахарной ваты. Клубы белого пара дымились у красных носов, слышался заразительный смех, все ели, болтали и играли до поздней ночи.
В этом году, однако, радость Уолтера была омрачена тревогой. Из-за этой странной летучей мыши с утра в школе, пожара в доме Билли все, казалось, были на взводе. Город кишел слухами. Полиция допросила Уолтера, как только пожарные закончили тушить останки дома. Хотели допросить и доктора Уиттиера, но он исчез. Уолтер сказал им, что доктор Уиттиер поехал в аэропорт, пока его сообщники поджигали дом, но молва утверждала, что в аэропорту он не появлялся. Более того, самолет Баннистеров вылетел, не оставив маршрутного плана.
По городу распространялись различные версии произошедшего, напоминающие сюжеты плохих детективов. Согласно одной из них, доктор Уиттиер был иностранный шпион, у которого был летающий робот, чтобы воровать детей. А когда Билли, которому захотелось покататься, украл этого робота, Уиттиер сжег его дом, чтобы напугать его и принудить отдать робота. По другой версии, Билли был вундеркинд, который построил летательный аппарат нового типа, а доктор Уиттиер был подослан правительством, чтобы выкрасть секрет для армии.
И никто не упоминал о Бонни. Никому, казалось, дела нет до ее участия в этой истории. Зная, что она уехала с Баннистерами, Уолтер ничего не сообщил об этом полицейским. Те и не спросили. Билли вел себя очень скрытно, и Уолтер решил не болтать лишнего. Они с Билли были друзьями и доверяли друг другу. Так или иначе, приемные родители Бонни сами сообщат в полицию, если она пропала, верно?
— Уолтер? Это вы?
Уолтер резко обернулся и увидел обладателя знакомого британского акцента.