Воспитанница любви
Шрифт:
– Не я, мои люди искали вас. Вот как только вы ускользнули из объятий своего красавчика.
– Ах да, этот нищий на углу! – догадалась Вера.
– Да-с. Зачем бежали-то? Али чем не угодил вам любовник?
Алексеев ерничал, но в его словах явственно слышалась плохо скрытая злоба.
– Не вашего ума дело, – отрезала Вера.
– Сейчас видно актерку: ни ума, ни воспитания. Манеры бульварные.
Девушка резко поднялась и указала на дверь:
– Пожалуйте вон!
Алексеев не спеша допил кофе и взялся за шляпу.
– В мои расчеты не входит сердить вас, моя красавица, –
– Негодяй! – Вера в изнеможении упала на стул, как только за Алексеевым закрылась дверь.
Однако надобно спешить в театр. Остается лишь молиться, чтобы злосчастный Алексеев не причинил ей вреда. А впрочем, как он может навредить? Разве что испортить настроение, как на балу в собрании? Мысли Веры потекли в ином направлении, бенефис и новая роль вытеснили все лишнее из головы.
Антип Игнатьевич легко согласился с выбором пьесы. Его издавна манила роль Отелло, и он всячески примерял ее к себе. Увлекшись замыслом, антрепренер рождал одну идею за другой и не отстал от Веры, пока вконец не утомил ее. О репетиции не могло быть и речи. Назначая актеров, придумывая сцены, они не заметили, как подошло время вечернего спектакля.
Разойдясь по уборным, актеры готовились к выходу на сцену. Отыграв положенное, Вера вовсе забыла об Алексееве и была неприятно удивлена появлению Ивана Ивановича после спектакля в ее уборной. К тому же Вера ожидала Стельковского, и каково же ей было видеть заместо красивого гусара слащавую, лживую физиономию Алексеева. Он не принес ни цветов, ни подарков, это тоже было мысленно записано на его счет.
– Что вам угодно? – спросила Вера ледяным тоном, силясь скрыть волнение.
Еще не хватало, чтобы Алексеев столкнулся в ее уборной со Стельковским.
– Да все с тем же, матушка. Пойдете ли за меня замуж?
Вера еще не успела снять с себя легкомысленный наряд водевильной субретки, и Алексеев жадно разглядывал все подробности его. Девушка невольно прикрыла ладонью низкое декольте.
– Но ведь я актерка, как вы изволили выразиться! – язвительно произнесла она.
– Ничего-с. Я не брезгливый, и такая сгодитесь, – скривился Иван Иванович.
Он все не уходил и даже порывался помочь Вере расшнуровать корсет. Его липкие от пота, ледяные руки вызывали омерзение, как от прикосновения жабы.
– Оставьте же меня! – не вынесла девушка и, содрогнувшись, отстранилась от Алексеева.
Она присела на стульчик подальше от назойливого «жениха» и, стараясь говорить спокойно, продолжила:
– Не обессудьте, Иван Иванович, но для меня прошлое потеряно. Все, что было со мной ранее, кажется сном. Нынешняя моя жизнь – это театр. Так распорядилась судьба. Ищите себе другую невесту, а я уж не гожусь.
– Да кабы не… – зло пробормотал Алексеев, но пресекся. – Да разве ж я искал бы вашего расположения? У актерки-то? Это ж всю жизнь после не отмыться!
– Верно, вам доставляет удовольствие меня оскорблять, пользуясь моей беззащитностью! Уходите, я не желаю вас более видеть!
Однако Алексеев, кажется, еще более воспалился.
– Да
Вера насилу высвободилась и попыталась выбежать из уборной, но Алексеев загородил ей дорогу.
– Если на Вольского рассчитываешь, – шипел он, – то прогадала. Женился твой красавчик на миллионше, маменька сосватала. А ему и на руку, что ты сбежала. Вот и рассуди: в веселый дом или за меня?
Не вынеся более пытки, Вера закричала:
– Убирайтесь вон! – и занесла руку, чтобы ударить обидчика по лицу, однако Алексеев схватил ее запястье и сжал изо всей силы.
У бедняжки от боли на глазах выступили слезы, и она зажмурилась. Вдруг что-то произошло. Алексеев разжал пальцы и неловко потянулся вверх.
– Вышвырнуть этого господина за порог? – услышала Вера спокойный голос Стельковского.
– Ах, оставьте его, – устало ответила она. – Пусть уходит.
Стельковский отпустил негодяя, и тот по-собачьи отряхнулся, поправил сюртук и зловеще произнес:
– Вы дорого за это заплатите, мадемуазель. Уж я постараюсь.
Не глядя на поручика, он вышел.
– Что нужно от вас этому господину? Почему он угрожает? Что он вам? – вопрошал после молодой офицер, но Вера взмолилась со слезами на глазах:
– Ах, не спрашивайте меня ни о чем сейчас, иначе я умру! – И она разрыдалась, уткнувшись в жесткие шнуры гусарского ментика.
Даже теперь Вера почувствовала, как окаменел, замерев на месте, Стельковский, а руки его, поднявшиеся было к объятию, опустились вдоль тела.
Глава 9
Князь
«Если Вольский женился, надежды нет», – думала Вера, роняя тихие слезы и силясь справиться с новым ударом. Прошла еще неделя. Стельковский более не задавал вопросов, видя, что Вера страдает. Он по-прежнему был учтив и обходителен, но не более. Однако это уже не раздражало Веру. Она потеряла интерес ко всему, что не касалось театра. Бенефис поглотил все ее помыслы. Хлопоча о костюмах, заучивая роль, она забывалась, погружалась в иной мир, где не было бедной покинутой Веры и где кроткая Дездемона любила без памяти своего супруга.
Пропал интерес к верховым прогулкам. Все чаще юная актриса отказывалась от свидания с гусарским поручиком, который уже был влюблен не шутя. Преследуя Веру уважительным вниманием, он ни разу не дал повода усомниться в его благородстве, однако взгляд его пылал, а случайные прикосновения были горячи и пронизаны магнетизмом. Бывало, Стельковский в задумчивости останавливал взор на гибком стане Веры, на ее роскошных волосах, на обнаженных плечах, и ноздри его трепетали, а щеки рдели нескромным румянцем. Вера женским инстинктом угадывала, что скоро произойдет окончательное объяснение, когда молодой гусар уже не сможет держать страсть в себе. Теперь она боялась неизбежного, хотя недавно желала этого и даже немножко подбадривала юношу.