Воспоминания о Марине Цветаевой

Цветаева Марина Ивановна

Обиделась ли она на Женю? Считает ли нас слишком маленькими?

Мы спросили у Лены.

Днем она всегда такая. Только не подавайте вида, что заметили; она из-за этого способна уехать.

Странная сумасшедшая! Да вообще — сумасшедшая ли? Конечно, она не как все: курит одну папиросу за другой, вчера вечером не переставая говорила, сегодня не переставая молчит… Но где же пена у рта, дикие танцы, хохот, копыта, когти? Даже когтей у нее нет, — Женя ошибся. Просто очень длинные ногти. Не совсем понятно

тоже, почему она сегодня сидела за столом, когда этого терпеть не может? Разве ее кто-нибудь заставлял? И почему покраснела, здороваясь с нами?

К завтраку она не вышла. Напрасно все по очереди, не исключая папы, приглашали ее.

Благодарю вас, мне не хочется есть.

Но вы и утром ничего не ели. Разве можно жить одним черным кофе? Вы совсем ослабеете.

Наоборот, — чем меньше я ем, тем лучше себя чувствую.

Когда подали сладкое, мама послала нас с Женей еще раз позвать ее. Первым начал я.

Мара, мама очень просит вас съесть сладкое.

Какое сладкое?

Как каждый день, такое же.

Тут вмешался Женя:

Мама сказала, чтобы мы привели вас к столу. Мы сейчас едим компот, и вам еще много осталось.

Слушайте, мальчики, — начала Мара, затеняя лицо руками, — скажите маме, что я очень благодарна ей, но никогда завтракать не буду. Ни сегодня, ни завтра — никогда.

Почему? — спросили мы в один голос.

Вы когда-нибудь бывали совершенно сыты? Так сыты, что противно даже думать о еде?

Мы помолчали. Потом Женя сказал:

Бывали — один раз, на именинах у дяди Володи. Я тогда съел семь пирожных, а Кира девять.

Отлично. Ну, а я всегда сыта, точно одна съела семь и девять пирожных.

Да ну-у? — почтительно удивился Женя.

Совершенно так. Поняли? Теперь подите и скажите это маме. И ради Бога, не возвращайтесь больше с этим!

Марины слова, в точности нами переданные, страшно рассмешили всех, кроме Лены.

Очень странно смеяться над такой простой вещью, что человеку не хочется есть, — сказала она.

Не в святые ли она собирается? — насмешливо спросил Андрей.

Лена, не отвечая, вышла из столовой. Мама с папой переглянулись.

До самого обеда Мара не показывалась.

Я прямо не знаю, как с ней быть, — говорила мама Лене, — ведь это твоя подруга, ты должна же знать ее немножко.

Я ее очень хорошо знаю — не ее, а ее привычки. Она непременно будет обедать. При лампе она никого не стесняется.

За обедом — она обедала стоя — снова начался разговор о еде.

Мне так неприятно доставлять вам беспокойство, — говорила она, пуская дым кольцами, — я бы так хотела объяснить вам, что питание — совершенно второстепенная вещь.

Я и не утверждаю, что в нем весь смысл жизни, — улыбаясь, сказал папа.

Значит, в этом мы сходимся. Но я скажу больше:

еда — явление совершенно отрицательное. После обеда люди всегда глупеют. Разве сытому человеку придет в голову что-нибудь необыкновенное? Разве в минуту подъема человек думает о еде? Чем умнее человек, тем меньше он ест…

Судя по тому, как мало вы кушаете, вы, должно быть…

Андрей! — сердито воскликнула Лена.

Мара пожала плечами.

Вы совершенно правы, — продолжала она спокойно, — и я могу привести вам много примеров.

Пожалуйста.

Но я этого не сделаю.

Почему?

Вспомните бисер и свиней!

Благодарю вас!

Мама нагнулась к Андрею и что-то пошептала ему на ухо. Он покраснел и налил себе воды. Все замолчали.

Мара, давно отставившая тарелку, стояла, высоко подняв голову, — теперь кудри лежали у нее по плечам — и рассматривала свой дым.

Так кончился обед.

IV

Мальчики вы спите?

Нет, не спим.

Я пришла поговорить с вами.

Пахнуло дымом. На пороге темная, тонкая фигура Мары.

Почему вы не спите?

Кира рассказывает мне сказку.

О чем?

О колодце и девочке, которая по ночам не спит.

Значит, обо мне?

Мара садится на мою постель.

Нет: вы не девочка, вы большая.

Я не большая! — тихо смеется она. — Я совсем маленькая — как ты. Как Женя.

Вам семнадцать лет!

Кто это тебе сказал?

Лена.

Лена не знает. Впрочем, я сама не знаю. Мне и семь, и семнадцать, и семьдесят.

Значит, вы совсем старая? — доносится с другой кровати испуганный голос Жени.

Иногда. Сейчас я совсем маленькая. Кира, расскажи же мне свою сказку, — говорит она, помолчав.

Вы будете смеяться.

Нет, я не буду смеяться.

Про что же мне рассказывать?

То же самое. Что Жене, — о колодце и девочке. Только, мальчики, говорите мне «ты». Или я вам буду говорить «вы».

Мы всем большим гостям говорим «вы».

Я — маленькая.

Я приподнимаюсь на локте и тихонько трогаю ее локоны.

Вы не рассердитесь, если я вам… тебе скажу одну вещь?

Конечно, нет. Говори!

Другие говорят, что ты сумасшедшая.

Мара молчит, потом берет мою руку, ту, что гладила ее по волосам.

— Значит, вы меня боитесь оба?

Нет, ты совсем не страшная. Мне думали, ты с когтями и копытами, а ты просто большая девочка.

Маленькая, — поправляет она.

Почему же у тебя такое длинное платье?

Платье — вздор. Впрочем, ты прав; — оно ужасно длинное. Я бы хотела быть мальчиком.

— Frдulein нам рассказывала, что когда вся земля затрясется, все мальчики будут девочки, а все девочки — мальчики, — задумчиво говорит Женя.