Воспоминания о школе
Шрифт:
Пора завтракать.
— Ребята, садимся здесь, на траве.
Все устраиваются вокруг учителя, стараясь занять местечко поближе. Выиграли Мартинелли и Леонарди: один садится слева, другой справа от меня. Леонарди вспотел так, что вот-вот закипит, как чайник: мама надела на него толстый свитер — в мае, когда все уже давно их сняли.
— Синьор учитель, можно я сниму пальто?
— Снимай, конечно. Давайте, ребята, можете начинать есть.
Радостный шум, шуршание бумаги, в которую завернуты куски пиццы, тут же наполняет лужайку. И вот уже воздух пропитан
Вы помните, в нашем детстве, когда уроки заканчивались в два часа дня, у нас были корзинки для еды? Такие желтенькие, из ивовых прутьев, с табличкой, на которой было написано имя? Мы открывали их в полдень и находили внутри еду, которую мама положила с утра, пока все еще спали, так что для нас это всегда было сюрпризом.
Мы открывали корзинку медленно-медленно, с замиранием сердца, стараясь угадать по запаху, что спрятано внутри, но там всегда было одно и то же: хлеб и яичница, апельсин, или мандарин, или блестящее красное яблоко. И еще вилочка и салфетка, которая как только не использовалась, только не по прямому назначению.
Я на минуту закрываю глаза, и мне кажется, что я такой же мальчишка и сижу на лугу среди своих одноклассников. А рядом со мной сидит мой учитель, такой же молодой, как я сейчас. Теперь он, наверное, уже поседел. Я тоже через двадцать лет поседею, а вот запаху яичницы точно ничего не грозит.
Один только Мартинелли ничего не ест. Но у учителя, если вы помните, есть двойная порция пиццы.
— Мартинелли, хочешь кусочек?
Какое ему дело до яичниц, которые едят его одноклассники, до красных яблок и апельсинов, завернутых в тонкую оберточную бумагу? Ведь он ест пиццу, которой его угостил учитель! Этой чести удостоился он один. С каким удовольствием остальные отдали бы все свои вкусности в обмен на хотя бы один кусочек пиццы, подаренной учителем!
Но Криппа, Леонарди, Баттистони и Манили еще не начинали есть: сначала рыбий жир. Учитель в данном случае выполняет роль мамы — поит их рыбьим жиром. Он принес его с собой в маленькой бутылочке. Но не всем достанется лакомство: рыбий жир предназначен только для ребят из бедных семей, которым нужен особый уход.
Ну, вот и позавтракали.
Теперь спускаемся вниз по ступенькам:
— Тихо, тихо, ребята!
Они кубарем скатываются вниз по холму, к арке Тита. Все понятно: поспорили, кто первым до нее дотронется. Мартинелли бежит впереди, чуть позади него Спадони, который вполне может его обогнать — он тоже пьет рыбий жир.
Меня терзают сомнения: спуститься вниз степенно, как подобает учителю, или…
Нет, у меня еще будет время превратиться в старого брюзгу — я как следует разбегаюсь, и вот Мартинелли и Спадони уже у меня за спиной, и я первым дотрагиваюсь до арки.
Учитель
Снова Виа Сакра, на трещину в каменной плите уже никто не обращает внимания, и вот мы опять на дороге, среди трамваев и машин.
— Так, сейчас тишина, постройтесь-ка снова по росту.
Это не самая простая задачка на свете.
Те, кто поменьше, потихоньку встают на цыпочки, чтобы казаться выше, а высоченные второгодники, наоборот, подгибают колени, потому что им стыдно стоять в самом хвосте — приходится брать каждого за руку и ставить всех по местам.
На этот раз честь нести бутыль с рыбьим жиром досталась Спадони. Мальчики носят ее по очереди. До этого ее нес Марини, который, увидев, что его лишили почетной ноши, нахмурился и смотрит на меня угрюмо.
Возвращаться с прогулки всегда легче: ребята утомились, почти не разговаривают, а из булочных уже не доносится никакого запаха. Мальчишки бредут медленно.
— Побыстрей, ребята, уже почти полдень.
Нам нужно прийти вовремя. Осталось двадцать минут. Несколько бабушек уже наверняка ждут у ворот школы и беседуют о том о сем. Бабушки всегда приходят первыми. Им больше всего не терпится увидеть внуков. Может быть, потому, что они понимают, что времени у них осталось не так много, и не хотят терять ни минутки. После них приходят мамы, у которых пока еще много времени. Последними появляются старшие братья и сестры.
Вот мы и почти пришли. У ворот школы уже собралась толпа. Со всех сторон подходят другие классы, они тоже возвращаются с прогулки.
Метров за сто до финиша учитель командует: «Стоп!», — и поправляет несколько галстучков:
— Уберите волосы со лба! Леонарди, вытри-ка пот и надень пальто! Поднимите головы повыше, пусть никто не видит, что вы устали!
Это волшебные слова: глаза снова начинают блестеть, а ногам уже не терпится начать маршировать.
— Вперед, шагом марш!
И вот уже марширует не класс, а взвод.
— Держите шаг!
Тридцать пар ног синхронно стучат по брусчатке, и на дороге вздымается облако пыли, принесенной с Форума и с Палатинского холма.
Еще двадцать метров, потом: «Стоп». Мамы, бабушки и сестры кидаются на ребят — потрогать, не горячий ли у них лоб, проверить, не вспотели ли они, спросить, не кашляют ли и не пили ли они из фонтанчиков.
Вот и мама Леонарди, тут как тут. Без хозяйственной сумки она уже не склоняется набок.
— До свидания, синьор учитель!
— Синьор учитель, всего доброго!
— Приятного аппетита, синьор учитель!
Все по домам. Я тоже очень устал.
Да что ж такое, опять за мной бежит мама Леонарди:
— Синьор учитель, он снимал пальто? Воду холодную пил? Не бегал, я надеюсь?
— Ни разу, синьора. Даже не порывался. Стоял себе спокойно, не на солнце и не в тени. От фонтанчиков держался подальше. Пальто тоже не снимал, наоборот — я для него еще одно пальто попросил у одного из ребят, так что он ходил в двух пальто.