Воспоминания о Тарасе Шевченко
Шрифт:
Оказавшись в таком необычном положении, находясь «между двух огней», я долго-
долго колебался, не зная, как поступить. «Наложить руку» на сердце Хариты и уговорить ее
или соврать Тарасу? Я выбрал последнее и написал Тарасу, что Харита стала грубой,
непослушной и дерзкой. А тем временем сама судьба встала Тарасу поперек дороги: к
Харите посватался молодой, красивый и хороший парень; Харита, давно любя его, сейчас
же согласилась выйти замуж; я написал об этом Тарасу
вскоре он нашел себе какую-то Лукерью, привезенную кем-то в Петербург с Украины, чуть
ли не Марко Вовчок. Из-за чего уж они не поженились с Лукерьей, я и не знаю: Тарас о
подробностях не писал. А мысли о земле и хате не покидали его, и я надеялся, что весной
1861 года Тарас приедет на Украину в свою хату... И в самом деле приехал он, приехал
весной, но... как приехал!... в гробу... а он
...так мало, небагато
Благав у бога! Тільки хату,
Одну хатиночку в гаю
Та дві тополі біля неї...
Что же мне еще вспомнить о Тарасе?
О том, как его встречали в Киеве, как хоронили, какие события произошли на
похоронах, когда получали землю для могилы, и после похорон — об этом я вспомню в
следующий раз, а вспомнить не лишне, хоть и тяжело, ох как тяжело вспоминать!.. Однако
вспомню вот что: как-то раз во время поездки в Кирилловку Тараса пригласил к себе в гости
старый священник, который помнил его еще с тех пор, когда он был школьником в
кирилловской школе. Сын этого священника, чтобы было повеселее, пригласил еще одного
молодого священника, своего товарища. Тарас все сидел со старым батюшкой и
расспрашивал его о своих товарищах, молодые попы, видно, стали сожалеть, что Тарас
только и говорит о «мужиках». После того как Тарас попрощался и уехал от священника,
одна старая женщина — Лимариха — спросила молодого попа:
— А что, батюшка, видели вы Тараса, как он?
— Да видел! — ответил ей священник, — но если б ты знала, какой он глупый!
— Что это вы говорите, батюшка? правда ли это? — удивилась баба.
— Святая правда! Я нарочно пригласил своего товарища, чтобы Шевченку было
веселее, чтобы ему было с кем поговорить, а он сел со старым да только и расспрашивал
про голодранцев, про Дмитра Смалько и других таких же (Смалько был товарищем Тараса
по школе, а потом школьным сторожем). Да еще, будто в насмешку, просил позвать
Смалько, а как пришел Смалько, так давай с ним целоваться.
— Чудно вы говорите, батюшка! — ответила старая бабка. — /37/ С нами Тарас никогда
не молчит, должно быть, с вами ему было не о чем говорить...
Поп закусил губу и замолчал.
Из своих родных братьев и сестер Тарас больше всех
Ярину и, как он сам вспоминал, вот за что. Еще совсем маленьким ребенком, лет шести, он
захотел пойти туда, где «конец света, где небо упирается в землю», и посмотреть, как там
«женщины вальки на небо кладут». Вот как-то раз после обеда он и пошел прямо по дороге:
идет и идет, уже и солнце стало заходить, а конца света не видно. Тарас рассудил, что он
слишком поздно вышел из дому и сегодня не дойдет до «конца света». Он вернулся домой и
34
на следующий день, едва начало всходить солнышко, не говоря никому ни слова, двинулся в
дорогу. Дойдя до села Пединовки (версты четыре от Кирилловки), он удивился, что
существуют еще села, кроме Кирилловки. Пройдя Пединовку, он повернул налево, прошел
через лесок и вышел на чумацкий шлях. Тут ему захотелось и есть, и пить, и устал он очень,
а до «конца света» все-таки еще далеко. Немного отдохнув, он пошел дальше, как вдруг ему
навстречу едет обоз чумаков. Увидев, что маленький ребенок так поздно (солнце уже почти
на закате) блуждает у леса, чумаки остановили Тараса и спросили: «Чей ты, хлопчик?»
— Отца и матери.
— Откуда идешь?
Тарас показал рукой в одну сторону.
— Куда же ты идешь?
Он показал в другую сторону и проговорил:
— Туда.
— Зачем же ты туда идешь?
— Хочу посмотреть, где «конец света», — ответил Тарас и попросил у чумаков попить
воды. Чумаки дали ему и воды, и хлеба и, опасаясь, чтобы на ребенка ночью не напал какой-
нибудь зверь, взяли его, посадили на воз, дали ему в руки кнут и повезли. К счастью, они
ехали через Кирилловку. Въехав в Кирилловку, Тарас узнал свое село и сказал: «О! Так это я
опять назад вернулся! Эге! Так и не дошел до «конца света».
Возвратившись домой, Тарас застал братьев и сестер (матери уже не было) в страшном
волнении, — его искали. Старший брат хотел побить его, но за Тараса вступилась сестра
Ярина, не дала его бить и посадила ужинать галушками. Не успел он и одной галушки
съесть, как сон сморил его и он стал клевать носом; сестра взяла его на руки, положила на
постель, перекрестила и сказала целуя: «Спи, бродяга». Этот случай Тарас всегда вспоминал
с любовью.
В заключение скажу, что Тарас родился не в Кирилловке, как до сих пор считали и как
он сам думал, а в селе Моринцах, в верстах восьми от Кирилловки; там он и записан в
метрику, в Кирилловку его семью переселили, когда ему шел третий год, потому должно
быть, он и считал, что родился в Кирилловке. /38/