Воспоминания последнего Протопресвитера Русской Армии и Флота (Том 2)
Шрифт:
– В "Новом времени"?
– спросил я.
– Нет, более подробные, - сказал он.
– Изволили вы читать речи Милюкова, Шульгина?
– Да, - ответил он.
– Тогда вы, ваше величество, знаете, что творится в Государственной Думе. Там в отношении правительства нет теперь ни левых, ни правых партий, - все правые и левые объединились в одну партию, недовольную правительством, враждебную ему. Пока вас, ваше величество, отделяют от вашего правительства, но {219} кто поручится, что вскоре не изменится и в этом отношении дело. Вы, конечно, знаете, против
– Какие гадости!
– с возмущением воскликнул Государь.
– Почему же он не оправдывался, если он прав?
– возразил я.
– Да как будешь оправдываться против таких несуразностей!
– сказал Государь.
– Если бы кто-либо меня назвал вором или изменником, я не только перед Думой, я перед целым светом закричал бы, что это ложь, - опять возразил я.
– Я давно знаю Штюрмера, знал его, когда он еще был Ярославским губернатором, - сказал Государь.
– Его, ваше величество, обвиняют и за то время... Затем. Министр внутренних дел Протопопов... Его ближайшие сотрудники с ужасом уверяют, что он сумасшедший.
– Я об этом слышал. С какого же времени Протопопов стал сумасшедшим? С того, - как я его назначил министром?
Ведь, в Государственную Думу выбирал его не я, а губерния. В губернские Симбирские предводители дворянства его избрало Симбирское дворянство; товарищем председателя Думы, а затем председателем посылавшейся в Лондон комиссии его избрала Дума. Тогда он не был сумасшедшим? А как только я выбрал Протопопова, все закричали, что он с ума сошел, - несколько волнуясь, возразил Государь.
– Но, ваше величество, действия Протопопова говорят об его ненормальности, - ответил я. Государь молчал.
{220} - Дальше. Обер-прокурор Раев, - продолжал я, - Разве может он делать что-либо путное для Церкви.
– Он всего два месяца обер-прокурором, - разве мог он сделать что-либо за это время?
– возразил Государь.
– А я решаюсь уверять вас, что, если он и двадцать лет пробудет в этой должности, он ничего не сделает, ибо он не способен что-либо серьезное в этой области сделать, - ответил я.
– Но самое ужасное в том, что на Петроградском митрополичьем престоле сидит негодный Питирим...
– Как негодный? У вас есть доказательства для этого?
– почти вскрикнул, подпрыгнув в кресле, Государь.
– Так точно, ваше величество. Есть и сколько угодно, - спокойно ответил я.
– Я более года заседаю с ним в Синоде и пока еще ни разу не слышал от него честного, правдивого слова. Окружают его лжецы, льстецы и обманщики. Он сам, ваше величество, лжец и обманщик. Когда трудно будет вам, он первый отвернется от вас.
– Но ведь любили же его в Грузии?
– спросил Государь.
– Да, известные круги любили, - ответил я.
– Но за что? За то, что он обещал Грузии автокефалию церковную, автономию государственную, на что едва ли он был вами уполномочен, ваше величество! Гроза надвигается!
– продолжал я.
– Если начнутся народные волнения, -
И я назвал имена кн. Волконского и ген. Никольского.
– Пора, ваше величество, теперь страшная. Если разразится революционная буря, она может всё смести: и династию и, может быть, даже Россию. Если вы не жалеете России, пожалейте себя и свою семью. На вас и на вашу семью ведь прежде всего обрушится народный гнев. Страшно сказать: вас с семьей могут разорвать на клочки...
– Ужель вы думаете, что Россия для меня не дорога?
– нервно спросил меня Государь.
– Я не смею этого думать, - ответил я, - я знаю вашу любовь к Родине, но осмеливаюсь сказать вам, что вы не оцениваете должным образом страшной обстановки, складывающейся около вас, которая может погубить и вас, и Родину. Пока от вас требуется немного: приставьте к делу людей честных, серьезных, государственных, знающих нужды народные и готовых самоотверженно пойти на удовлетворение их!
Затем я попросил у Государя прощения, что осмелился резким и неприятным разговором обеспокоить его.
– Верьте, ваше величество, что только любовь к вам и Родине заставили меня сделать это, - закончил я.
– Вы совершенно правильно поняли свой долг и впредь так поступайте! Помните, что двери моего кабинета всегда для вас открыты, - ласково сказал мне Государь, протягивая руку.
Ген. Н. И. Иванов рассказывал мне, со слов фрейлины А. А. Вырубовой, что по приезде Императрицы в Ставку Государь передал ей весь разговор.
– И ты его слушал!
– с раздражением сказала царица.
{222} - Еще рясу носит, а говорит мне такие дерзости, поддакнул ей Государь.
Таков был наш Государь: добрый, деликатный, приветливый и смелый - без жены; безличный и безвольный - при жене.
Вышедши из кабинета, я нашел зал наполненным прибывшими на высочайший обед. Было уже 8 час. вечера. Когда я проходил мимо стоявшего у дверей великого князя Сергия Михайловича, он вполголоса спросил меня :
– Говорили?
– Всё сказал, - ответил я.
– Молодец!
– одобрил он.
Почти вслед за мною вышел Государь. Всем он показался чрезвычайно взволнованным.
7-го ноября ожидалось прибытие в Ставку великого князя Николая Николаевича. 6-ое ноября было днем его рождения и полкового праздника царскосельских гусар, которыми он когда-то командовал и мундир которых носил. В Ставке говорили, что ему было поведено прибыть 7-го ноября с целью причинить ему неприятность, заставив его провести в вагоне день своего праздника.
Утверждали, что Государь сделал это под влиянием Воейкова, с некоторого времени враждебно относившегося к великому князю. Как бы то ни было, но великий князь не по своей воле провел 6-е ноября в пути.